– Куда делись остальные: вельможи, слуги и красные комиссары?

– Растворились в воздухе!

– Ну да, это не их время.

– Эпоха на дворе другая.

Делились догадками соседи.

– А, что с учеными? – нацелив объективы телекамер на взволнованных людей, спрашивали телерепортеры.

– Уснули!

– Понятно, – медленно произнес следователь.

Операторы развернули объективы телекамер к нему.

– Не знаю, – рассуждал следователь, – все это очень странно, не могу найти случившемуся никакого объяснения.

– Зачарованный дом, – выкрикнул старик Емельянов, – здесь, всегда пропадали люди и кто ведает, может, пропадали даже толпы людей, а мы ничего не знали!

Между тем, двор особняка и прилегающую к нему улицу заполонили грузовички и газели, увешанные круглыми антеннами и надписями, возвещающими прохожим о приезде областного, российского и бог весть еще какого, телевидения. Газетчики не отставали, ловко лавируя между людьми, на лету хватали новости, исписывая мелким неразборчивым почерком записные книжки.

Прыти у старика Емельянова поубавилось. Пятясь с родственниками к своему дому, он неумело защищался от настырных приставаний пишущих проныр.

Владимир Алексеевич в некотором замешательстве уставился на десяток машин «скорой помощи» потеснивших автомобили телевизионщиков.

– Разве ученых отвезут в больницу?

– В исследовательский центр! – ответил следователь и добавил, обращаясь непосредственно к Владимиру Алексеевичу. – Согласитесь, вся эта история выходит за рамки нашего с вами понимания!

Владимир Алексеевич опустился в кресло и приглашающее посмотрел на Арину, показывая на диван, возле себя.

– Мне кажется, пора разрядить елку?

– В конце января?!

– Стало быть, пускай ёлочка еще постоит наряженная?

– Дома – искусственная, что ей сделается, а во дворе сама по себе растет! Мешают они тебе, па?

– Нисколько, – разглядывая стеклянные новогодние игрушки времен своего детства на «домашней» елке, ответил отец.

– Так пусть постоят еще месяц.

– Пускай, – согласился он.

Владимир Алексеевич одарил дочь ласковой улыбкой, заключая с ней глазами семейный договор.

Арина задумчиво поглядела в окно.

– Интересно, как там Митя?

– Татьяна Алексеевна сегодня утром по телефону сообщила, все в порядке, психическое состояние стабилизировалось, одно неприятно – он все время спит!

– Будто болен! – пристально посмотрела на отца Арина, взгляд у нее был пронзительный, как яркий луч солнца, пробившийся сквозь грозовые тучи.

Непонятно почему Владимир Алексеевич почувствовал тревогу.

– Митя тебя беспокоит?

– Я часто думаю о нем! – созналась Арина.

– Он нравится тебе?

– Да.

– Он хороший ученый, – отважно произнес отец, – я наводил справки. Оказывается, в свои неполные тридцать лет Митя успел запатентовать три научных открытия, получил государственную премию и с десяток правительственных наград!

– Он очень умный, правда?

– Боюсь, слишком умный!

– Слишком, для меня?

– Мы – простые люди, – напомнил Владимир Алексеевич, – а он – Аверьянов, потомок дворян!

Арина рассеянно кивнула.

– Разницу видно и сейчас, как ни крути, те же Емельяновы останутся крестьянами, у них в хлеву и сегодня мычат коровы, а на земельных наделах летом горбатится вся семья, выращивая картошку. Борисовы и Кузьмичевы – фабричные рабочие и даже приобретя в собственность одну из мануфактур, на которой трудились простыми работягами их предки, не смогут прыгнуть выше головы. А у нас в роду хоть и кипели в тревоге за души и умы юных учеников, твои предки сплошь учителя, однако дворянами они не являлись, так, средним классом.

– Что из того?

– Жизнь в нашей стране удивительная. В эпоху существования Советского Союза классовое различие было незаметно, но ощутимо. Я знавал семью, где внучка дворянина не могла ужиться с внуком крестьянина. Интересы не совпадали! Она – театралка, возвышенная особа, он – хапуга и скупердяй, с болезненной настойчивостью набивающий дом склянками с деньгами.