Эстрильда отпускает меня и, скривив от отвращения позолоченные губы, вытирает руку о салфетку.

– Прочь с глаз моих, Должница, – рычит она. – И не показывайся, пока я тебя не призову.

Приказ дрожью проходится по телу, приводя в действие Обязательства. Я спешно вскакиваю на ноги, разворачиваюсь и, обогнув стол, направляюсь к галерее. Путь мне преграждает мужчина в синих одеяниях.

– Я возьму это у тебя, Клара Дарлинг[5], – спокойно говорит принц.

Я смотрю в глаза, вокруг которых пролегли глубокие тени, и прикипаю к ним. В этих глазах сталь и горечь, резко контрастирующие с невозмутимостью тона. А в глубине, на дне расширенных черных зрачков – столь густая, столь отчаянная тьма, что можно с легкостью в нее упасть и потеряться.

Почему он так на меня смотрит? Словно видит во мне наистрашнейшее чудовище на свете.

Я осознаю, что все еще сжимаю в руках книгу. Принц протянул к ней ладонь, но не будет выхватывать ее, не в этот раз. Я должна вернуть ее сама? Это какая-то проверка? Если да, то не понимаю, что он хочет проверить и зачем. Сделав глубокий вдох, осторожно кладу книгу на ладонь принца.

Он берет ее под мышку и учтиво кивает. Этим кивком он не благодарит меня, а отпускает.

Подхватив юбки, взлетаю по лестнице на галерею. Артисты дружно отступают, освобождая проход. Не обращая на них внимания, я подкрадываюсь к перилам и смотрю сквозь прозрачную занавеску на разыгрывающееся в зале неожиданное представление.

Принц подтаскивает стул к королевскому столу и с грохотом ставит его рядом с Эстрильдой. Проигнорировав брошенный кузиной уничижительный взгляд, он накладывает себе в тарелку фрукты в сверкающем сахаре, выбирает сочный персик и, повертев его, откусывает кусок. Жуя, наклоняется через Эстрильду, чтобы взглянуть на короля.

– Я тут слышал, отец, что сегодня ты объявишь имя наследника.

Молчаливо сидящие гости замирают на своих местах. Они не знали о цели сегодняшнего пиршества или их неведение притворно? Здесь, в Рассветном дворе, никогда ничего не знаешь наверняка. Все может быть лишь частью какой-то игры.

Лодирхал поднимает кубок и, помешав его содержимое, деликатно отпивает.

– И в самом деле, время пришло, – произносит он, сделав еще один неспешный глоток. – Я наконец принял решение.

– Потрясающе! – принц доедает персик и кидает косточку в пустую чашку Эстрильды. На ее испепеляющий взгляд отвечает улыбкой. Сдвинув стул назад, закидывает ноги на стол, скрещивает их и откидывается на спинку. Балансируя на двух ножках стула, сплетает пальцы на затылке и прикрывает веки. – И кто же будет наследником? Верится мне, что не моя прекрасная сестрица Эстрильда. Это было бы слишком предсказуемо.

С лица моей госпожи сходят все краски. Если раньше в ее глазах читалось отвращение, то теперь они просто пылают от ненависти и гнева. Но помимо этого в них плещется страх. Настоящий страх. Наверное, до этой самой минуты ей не приходило в голову, что Лодирхал может выбрать в наследники кого-то другого. Не сына же, разумеется.

Тяжело вздохнув, король резко ставит кубок на стол. На белоснежную скатерть кровавым пятном ложится упавшая капля напитка. Лодирхал долгое мгновение пристально смотрит на сына, затем обводит взглядом собравшихся.

– Я долго раздумывал над выбором наследника, – медленно произносит он, тщательно подбирая каждое слово. – Думал о благе Аурелиса и его положении среди других дворов Эледрии, о том, кого лучше всего облечь властью, чтобы он повел за собой подданных в светлое будущее. И хотя веления сердца зачастую сбивают с пути, великий король всегда знает, когда до́лжно прислушаться к голосу разума.