Четверг потонул в тревоге: на третий день пращуры решили представить себе все возможные бедствия, которые могут меня подстерегать в тёмных чертогах тётушки из Нефтекамска. Я никогда не любила такие дискуссии и, смекнув, что мама и папа, как на приёме психолога, хотят "поговорить об этом", быстро сбежала гулять с Яной. Яна, как и прошлым летом, никуда в этом году не уехала и никуда не собиралась, а я, честно сказать, не собиралась общаться с ней. Но обстоятельства…

Прошла ещё неделя, и в воскресенье ночью поезд уже мчал меня в Ижевск, откуда путь к месту назначения лежал на автобусе.

И я ехала мимо поселений, которые когда-то принадлежали дворянам или не принадлежали никому, потому что не было на их местах раньше никаких поселений. И жили люди там, если вообще жили, достаточно горько, и уж точно не безбедно. Потом сменилась власть, и жёсткой железной метлой вычистила неблагонадежных, потенциально неблагонадежных и примыкающих к потенциально неблагонадежным. Так хирург-перестраховщик порой вырезает вместе со злокачественной опухолью целую ногу или половину туловища. Случай или закономерность, но получившийся организм совсем не чувствовал себя, как калека, разве что только поначалу.

Эти городки и городочки пережили впоследствии расцвет, сюда устремились люди, и все они что-то производили, чему-то служили, и у каждого была маленькая квартира-клетушка, была совершенно бесплатно.

А потом людям надоела такая система, и они не без помощи чужих взяли и разнесли её в пух и прах.

И вот эти многоклеточные дома стоят, все посеревшие, но всё ещё хранящие память о былом простом и в чём-то милом быте, который, конечно, ненавидели те, чьих близких захлестнула железная метла, или те, кто больше любил дворян, да и мало ли кто ещё.

Я, то есть Лиза, не застала ничего такого, и дома эти посеревшие вряд ли привлекали моё внимание, по крайней мере пока.

Тётушка Ная встретила меня на вокзале. Это была изящная женщина с мелкими чертами лица и в миндалевидной формы очочках в золотой оправе. Одежда её была достаточно красивой и казалась целым комплектом выхваченной из журнала мод 80-х. Это была старая одежда.

Тётя Наина была почти без макияжа, лишь губы её были накрашены малиновой помадой. Мне подумалось, что она нанесла её специально к моему приезду; в обычной же жизни она не делала макияж, потому что не приучила себя его делать или в какой-то момент отвыкла, утонув в науке и утратив надежду на то, что найдётся кто-то, кому есть дело до её наружности.

Тётушка была настроена доброжелательно. Она обняла и поцеловала меня, и мне дорогого стоило держать оборону и не давать ей свой чемодан, потому что тётя Наина решительно наступала, будучи уверенной в том, что девочке-подростку негоже носить тяжести. Я же считала себя достаточно взрослой и сильной, чтобы нести его самостоятельно.

Нефтекамск встретил меня приятной погодой – было 23 градуса, светило солнце, на посадках вдоль улиц чирикали воробьи, и всё это создавало атмосферу новизны, пусть и улицы в Нефтекамске были сплошь и рядом застроены старыми домами.

Квартира тёти Наи наверняка лет 20 назад казалась современной и даже роскошной: 2 комнаты, довольно широкий коридор и немаленькая кухня были обставлены добротной мебелью, хотя в наши дни, конечно, никто уже так ремонт не делал, и мебель эта массивная давно вышла из моды, оставаясь разве что в квартирах среднего достатка бабушек.

Тётя щедро отвела мне большую из комнат, выдала набор полотенец и пригласила на кухню. Там ждал меня куриный суп и сырники на десерт. Потом мы сидели в моей комнате, обсуждали текущие события из жизни, я вынимала родительские гостинцы из своего чемодана, развешивала одежду на вешалки и отправляла в шкаф. После часового отдыха мы пошли на прогулку по району и в продуктовый магазин.