«От врага нас отделяло уже около километра, и немцы, разглядев, что наступает множество танков, открыли шквальный огонь: одновременно ударили танковые, противотанковые, полевые и даже зенитные орудия. Перед фронтом наступления мгновенно взметнулись сотни разрывов, загремела канонада, заколебалась донская земля. Стреляли немцы очень метко. Один снаряд взорвался метрах в 20 впереди танка. Почти сразу рикошетом по левому борту ударил второй, нашу 47-тонную машину тряхнуло, пламя разрыва осветило боевое отделение – казалось, танк горит. Но члены экипажа не двинулись со своих мест, никто не хотел показать, что испугался, все с напряжением ждали моей команды. Я видел пламя выстрела орудия, но саму хорошо замаскированную пушку не разглядел, потому дал команду водителю:

– Толя! Давай зигзагами!

– И наводчику с радистом:

– Виктор, Николай! Пулеметами по орудийной прислуге! Огонь!

Танк увеличил скорость и начал рыскать по полю, резко маневрируя, не давая вражеским наводчикам произвести прицельные выстрелы. Рикошетные удары продолжали сыпаться по правому и левому бортам, не причиняя, однако, серьезных повреждений корпусу, машина продолжала мчаться на вражеские пушки. Все наши танки вели огонь из пушек и пулеметов с ходу и с коротких остановок, огненные языки вырывались из стволов орудий, прочерчивали поле боя трассирующие пулеметные очереди.

Чтобы осмотреться, мгновенно крутанул головку перископа. Справа горело два танка. Слева встал танк взводного Серова; я понял, что он подорвался на мине, так как командир открыл люк и бросил вперед дымовую гранату, имитируя горение машины. Танк Миши Мардера, как и наш, зигзагами летел на пушки врага. По нашему танку уже било второе орудие, замаскированное в сарае. Пока мы дошли до вражеских траншей, немцы успели нанести нам три рикошетных удара. Один снаряд попал в запасной 90-литровый масляный бак, прикрепленный стяжками на левом подкрылке. Пламя охватило всю левую часть моторно-трансмиссионного отделения.

– Толя, дави пушку! – скомандовал механику, а сам схватил огнетушитель и, высунувшись в люк, задавил пламя. До сарая с пушкой оставалось каких-то 50 метров.

– Виктор, поверни пушку назад! – скомандовал наводчику.

Меньше чем через минуту танк сильно качнуло, и под днищем раздался сильный металлический скрежет раздавленного орудия. Разбрасывая бревна и доски, наш танк протаранил сарай насквозь! С громовым «Уррр-а-а-а!» уже шла в штыковую наша пехота. И немцы дрогнули, не приняв штыкового боя, стали отходить на северную окраину села по ходам сообщения, бросая гранаты с длинными деревянными ручками и прикрываясь пулеметным огнем».

На флангах 28-го тк наступали части стрелковых дивизий. По берегу Дона через непроходимые для танков овраги пробивались 482-й и 593-й сп 131-й сд; к концу дня 26 июля они вышли на склоны высоты 174.9 и, встретив сильное сопротивление, стали окапываться. Слева от танкистов 28-го тк с марша начала наступление 196-я сд; ее командир комбриг Д. В. Аверин развернул 844-й сп на совхоз «10 лет Октября», который и занял во взаимодействии с танками 28-го тк. Другие два полка дивизии, оставив заслон фронтом на запад у рубежа Володинский – Остров, наступали по восточному берегу реки Лиска на Скворин, но были остановлены. В оперсводке дивизии за 26 июля отмечалось, что «авиация противника группами по 20–25 самолетов беспрерывно бомбит боевые порядки пехоты».

Штаб 62-й армии критиковал действия дивизии комбрига Аверина, указав, что 196-я сд не имеет успеха в продвижении на север, потому что имеет тенденцию прижиматься к 28-му тк. Сместив удар двух стрелковых полков западнее, удалось занять хутор Еруслановский, но дальнейшее наступление 196-й сд с 648-м отдельным танковым батальоном (отб) на Сухановский было остановлено на высотах южнее хутора контратаками немецких танков и огнем артиллерии.