Слушатели искренне уважали и любили своих профессоров. С особым почтением относились к профессорам А. Е. Снесареву, К. И. Величко, В. Ф. Новицкому, Д. М. Карбышеву, Г. С. Иссерсону».

Особо запомнился бронетанковому военачальнику заслуженный деятель науки и техники профессор В. Ф. Новицкий, который пользовался мировой известностью как крупный ученый по истории войн и военного искусства: «На чтение своих лекций он всегда приходил в идеально отутюженном френче, отличался строгой пунктуальностью и нетерпимостью к опоздавшим.

– Если вы, молодой человек, не уважаете мой предмет, так извольте хотя бы уважать своих коллег, – выговаривал профессор опоздавшему на его лекцию, потом протягивал руку в сторону свободного места и, глубоко вздохнув, уже мягко приглашал: – Прошу садиться.

Другой раз он напоминал, что военачальнику, как никакому другому специалисту, следует ценить время, и тут же приводил пример из прошлого, когда кто-то запоздал подтянуть резервы и проиграл сражение.

В. Ф. Новицкий обладал огромным запасом знаний и феноменальной памятью. Читая лекции по истории Первой мировой войны, он безошибочно называл соотношение сил сторон, десятки населенных пунктов, имена многих немецких, английских и французских генералов, глубоко анализировал и четко объяснял самые сложные процессы боя и войны в целом, делал поучительные выводы и требовал от слушателей в их будущей боевой практике быть вдумчивыми при принятии решений, не забывать о тех, кто своей кровью добывает победы и расплачивается жизнью за ошибки и фантазии военачальников.

Была у этого великолепного ученого и педагога одна странность: работая дома, он облачался в генеральский мундир с погонами и, прохаживаясь по кабинету, вслух обсуждал различные проблемы военного искусства.

В те годы преподаватели нередко давали консультации слушателям у себя на квартире. Я, например, неоднократно бывал у профессоров Д. М. Карбышева, Г. С. Иссерсона и других.

Так вот однажды слушатель, кажется по фамилии Егорычев, прибыл на квартиру к В. Ф. Новицкому. Дверь ему открыла опрятно одетая старушка.

– Пожалуйста, проходите, – вежливо пригласила она. – Василий Федорович у себя.

– Здесь, ваше превосходительство, требуется иное решение, – услышал Егорычев через приоткрытую дверь голос Новицкого и, войдя в кабинет, остолбенел: профессор стоял перед ним в парадном генеральском мундире старой армии.

– Вы ца-царский ге-генерал… Не з-знал, – залепетал, заикаясь, растерявшийся слушатель, подозрительно озираясь, разыскивая глазами того, с кем разговаривал Новицкий.

– Вас озадачил мой мундир? – усмехнулся профессор. – Да-с, молодой человек, как изволите видеть, я генерал, только не царский, а русский, и сей чин получил не за верноподданность его императорскому величеству, а за службу на пользу великой России, своему Отечеству. – Поправив пенсне и приподняв голову, он с гордостью добавил: – Представьте себе, я имел честь быть консультантом Владимира Ильича Ленина по некоторым военным вопросам, приходил к нему вот в этом мундире, и он не изволил меня разжаловать.

– Не может этого бы-быть! Тут что-то не то, – с недоумением смотрел Егорычев на профессора, все еще считая, что он кого-то прячет в своем кабинете.

– В таком случае, молодой человек, нам с вами не о чем разговаривать, – уже раздраженно оборвал Новицкий. – Приходите на консультацию в другой раз и предварительно наведите обо мне соответствующие справки в ВЧК.

Егорычева словно ветром сдуло. Он выскочил из квартиры и опрометью бросился к комиссару академии Е. А. Щаденко.

– Товарищ комиссар! Понимаете, на профессоре Новицком царский мундир. Сам только что видел.