Александра после ее ухода еще долго сидела, задумавшись. Такая Фаина разительно отличалась от обычной – спокойной и невозмутимой, какими, как правило, бывают все балетные. У них желание веселиться и болтать без умолку отбивают еще в детстве железной дисциплиной и муштрой, подобной армейской. Привычка говорить и двигаться тихо в итоге так въедается в подкорку, что остается на всю жизнь почти у всех. Но на Александре балетные порядки мало сказались в силу ее характера – она всегда была взбалмошной и бойкой, с легкостью попирающей любые авторитеты. Правда, железная дисциплина и ее заставила немного усмирить свой нрав, но это даже, пожалуй, пошло ей на пользу. Ее «дикий» авантюризм, насильно закованный в рамки, приобрел цивилизованные черты. Хотя все равно временами Александра выглядела бунтаркой.

Но Фаина – нет. Талантливая, изящная, красивая той благородной красотой, которую отразил в своих картинах Карл Брюллов, она всегда казалась воплощением спокойствия и кротости. А выяснилось – вон какие вулканы дремлют в ее душе.

Александра выплеснула гущу кофе в раковину, сполоснула чашку и налила в нее чистой воды. От совершенно нереальной жары ее все время мучила жажда. А кофе, как, впрочем, и чай, жажду утоляет, но лишь на короткое время. Потом с новой силой хочется пить.

Пробило полночь, и Юсуф, или Юра, как он предпочитал представляться, живя в России, вышел на крыльцо покурить. Луна висела огромная, желтая, и звезд здесь, вдали от центра Москвы, было видимо-невидимо. Яркие, как фонари, они сияли на чернично-черном небе, вызывая легкую оторопь у городского жителя. Постепенно забываешь, как их много, если год за годом видишь блеклое от городских огней небо. Юра-Юсуф поднял голову и по-звериному сильно втянул ноздрями воздух, так что легкие наполнились и раздулись, как меха. Эх, хорошо! Скоро будет готов паспорт, и он – туту! – уедет за границу. В Америку. И там уже сможет спокойно вздохнуть. Не надо прятаться, не надо пугливо озираться, заслышав за собой осторожные шаги. Ничего не надо. Потому что он станет жить свободно, как честный гражданин.

На этом месте своего мысленного монолога речи он хмыкнул, искривив в улыбке щербатый рот.

– Будто бы, будто бы честный, – пробормотал он, продолжая ухмыляться.

Привыкший зарабатывать криминальным путем, он не представлял себя ежедневно отправляющимся по утрам на работу. Нет, такая жизнь ему не по нутру. Да и рулетку он любит покрутить, в покер поиграть. Пока отсиживался за городом, аж скулы от тоски сводило. Так и хотелось плюнуть на все, да и махнуть куда-нибудь в казино. Зеленое сукно, шуршание карт, мелодичное пощелкивание фишек. Барменша улыбается, официантки снуют, девчонки карты поднять присаживаются. От возникшего видения под ложечкой засосало.

Он достал сигарету и чиркнул спичкой. Прикурив, потряс рукой, чтобы погасить пламя. Дуть на огонь нельзя – это он еще в детстве усвоил. Во-первых, это по-бабски, а во-вторых, так можно свое счастье «задуть». А этого Юсуфу-Юре сильно не хотелось. Ему нельзя, он только начинает жить – он сдавленно и хрипло засмеялся, и тут вдруг странный звук привлек его внимание. Будто камешек сорвался со стены и покатился к нему. Юсуф обернулся, всмотрелся в темноту, и боль взорвалась в мозгу огнем. Он выпустил сигарету из рук, хотел схватиться за левый глаз, да так и рухнул с поднятой рукой как подкошенный.

Это неправда, что при мгновенной смерти люди ничего не успевают почувствовать. Они ощущают, как рвутся мышцы и раздираются кровеносные сосуды, они успевают ощутить животный, безумный страх, в их мозгу бьется мысль: неужели это происходит со мной? Неужели все? И только потом падают замертво. Да, это длится всего лишь мгновение, но оно заполнено адской, нечеловеческой болью.