– Аким, мы друзья, но мы такие разные с тобой. Я думаю только об Отце небесном и этим счастлив.

– Да ты ещё пацан! Иешуа! – Аким снисходительно похлопал Иешуа по плечу. – Ты младше на целые четыре года! Вырастешь, как я, тогда посмотрим, как ты заговоришь! А может, закричишь в мучительном томлении?!

Друзья расхохотались, но тут же рты руками позажимали, не нарушая тишину на улице Тиберии в наступившей ночи.

Прошли дни. Молодёжь с утра бродила по холмам, купались вечерами, а днём, пока припекало, по обычаю отсиживались в доме, читая вслух привезённые с собой свитки. Так сочеталось их учение с оздоровлением. Но к озеру со стороны кустов всегда, на всякий случай, подкрадывались осторожно – вдруг повезёт ещё.

Вернулись в Ноцри и распрощались. Смеявшийся со всеми Иешуа, привёл осла домой, но был уже не в настроении. Маленький брат и сестра бросились к нему, как только он вошёл в дом. Оба обняли его и стали весело расспрашивать о путешествии. Присели, Иешуа прилёг и продолжал рассказывать обо всём, что видел и с ним приключилось. О встречах, о беседах. Брат с сестрой не задавали больше никаких вопросов. Иешуа всё сам рассказывал без остановки, последовательно, подробно и очень ярко, да так, что младшим показалось, что и они у озера бывали.

Вошли Йосеф и Мирьям. Младшие дети не скрывали радости, что вся семья снова вместе. Брат с сестрой, смеясь, стали подталкивать и тянуть за руки старшего к родителям, чтобы образовался тесный круг. Иешуа наконец-то улыбнулся, улыбнулись и родители.

Кто создаёт семью, тот в ней и утопает! Семья есть счастья океан. Так дети не дают семье распасться, как океану стать безбрежным, его удерживают берега.

– Нам лучше ни о чём сейчас не говорить, – предчувствуя очередную ссору, тихонько высказалась Мирьям. И это было кстати, ведь все за день действительно устали.

Все пятеро разошлись по своим углам. Углы заполнил вечерний сумрак. Все улеглись и стало тихо.

На утро все поднялись с рассветом. После молитвы и после завтрака дети убежали в школу. Мирьям занялась хозяйством,, а Йосеф направился на недалёкую ферму выполнять заказ.

К полудню Мирьям отнесла второй завтрак Йосефу к месту его работы. Присела отдохнуть. Молчала, пока Йосеф ест. Но долго не выдержала и заговорила:

– Йосеф, давай подумаем иначе. Ну, по-другому посмотрим на нашего умника.

– Ну-ну, – кивнул Йосеф, дожёвывая почти беззубым ртом.

Мирьям невольно под лучами яркого солнца рассмотрела загорелое лицо супруга. Глубокие старческие морщины, ржавые пятна, какие-то наросты густо покрыли иссушенную кожу Йосефа. Мирьям продолжила:

– А почему бы ему, действительно, не стать учителем школы? Пусть учится. Или пусть станет раввином. Учится он хорошо. Даже опережает всех. Ты же мне сам рассказывал, что раввин его хвалил.

– Милая моя Мирьям! Не будем мы себя обманывать. Какой с него учитель? Тем более раввин! Не может ни учитель, ни раввин с убеждением полагать, что он в родстве… – Йосеф оглянулся и очень тихо продолжил, указывая пальцем в небо: – со Всевышним! Об этом лучше бы нам всем заткнуться навсегда! Это – богохульство! А чем оно карается? Побитием камнями! А нас изгонят ото всюду. Нам родины не видеть! Понимаешь?! Речь не о нас, я говорю о наших младших!

Мирьям изменилась в лице, взгляд отразил страх и отчаяние:

– Какое горе нам!.. Мы с ним обречены?! Я с ним должна поговорить. Теперь он не надежда наша, а страшная обуза. Он стал опасен нашим детям. Я не хочу их всех терять. Ценою одного придётся уберечь двоих. Представить страшно мне гонения и нищету. Оси, милый мой старичок, ты хоть не убивайся, побереги себя, не ввязывайся в споры. Ведь на тебе ответственность за нас. Мы пропадём без тебя. Меня уже работать не возьмут. Стара для найма. Да что там! В долг никто не даст! А если и дадут, то наших деток в рабство заберут. А меня вышвырнут помирать на дорогу.