А я судить его не рад,
что мне сказать ему по сути,
когда мгновение назад,
как он, стоял я на распутье?
Мать
Значенье слова друг – известно.
Оно – не трафаретный штамп,
и потому так полновесно
оно ложится в четкий ямб.
И потому весомо, гулко
оно врывается в наш быт,
ведь не одной ржаною булкой
земли владыка гордый сыт.
Но друг не только увлеченность,
его познать – пуд соли съесть,
не каждый скажет убежденно,
что у него такой друг есть.
И носит нас по белу свету:
то тот наш друг, то этот – друг,
а настоящего-то нету…
Колес веселый перестук.
Но я уверен.
Да уверен!
И мне ли этого не знать.
У нас на свете есть друг верный,
а имя – очень просто – Мать.
Порой ее не замечаем,
порой обидим ни с чего,
а жизнь ударит, прибегаем
уткнуться в мамино плечо.
Она от всех невзгод укроет,
ей жизнь для нас не жаль отдать,
а нам-то что?
Ну, что ей стоит,
ведь для того она и мать.
Вот боль прошла,
и мы срываясь,
несемся вновь
вперед! Вперед!
Она тихонечко вздыхая,
в сторонку молча отойдет.
Когда же горькая утрата
смертельным обожжет огнем
свинца страшнее автомата,
мы даже сразу не поймем.
Одни стоим в пустой квартире.
Нам сердце судрогой свело,
на стенах тоненьким пунктиром
осталось мамино тепло.
И вот сейчас, когда ты рядом
и счастья не разомкнут круг,
сверкай лучистым теплым взглядом
мой самый верный в жизни ДРУГ.
«Как знаком нам порою взгляд женщин…»
Как знаком нам порою взгляд женщин,
нежный трепет их жаркой руки,
и одной, видно, метой отмечен
каждый вздох неподдельной тоски.
Как знакомо огонь материнства,
женских глаз рассыпает свой свет,
и страстей злой огонь сатанинский
в нем теряет свой яростный след.
А знакомое женщин коварство?
У него не найдете границ.
Притаился бесенок лукавства
под навесом из длинных ресниц.
Но всех взглядов знакомых дороже,
когда гаснет устало свеча,
и никто, и ничто не поможет,
и над другом топор палача.
И тогда в их глазах столько муки,
но с улыбкою, встав в полный рост,
простирая к любимому руки,
они гордо взойдут на помост.
«Холеные стройные стрелы…»
Холеные стройные стрелы
впиваются в тело мое…
…Поставьте скорее пределы,
чтоб не проросло бытиё
там, где облаков хороводы,
где злата ценнее гроши,
где речь многоликой природы
сливается с песней души.
А впрочем, к чертям все пределы,
к чертям вековую межу!
Холеные стройные стрелы
впивайтесь, пока я живу.
И в недрах пусть зреют напасти,
и звезды танцуют канкан,
и весь, содрогаясь от страсти,
пусть лаву извергнет вулкан.
Пусть только, разрушив пределы,
в покое награду найдя,
услышит горячее тело
дыханье и шепот дождя.
«Я пишу этот стих…»
Я пишу этот стих
в черный день непризнанья,
я пишу этот стих
на пороге отчаянья.
Может быть, я пробьюсь —
верить хочется в это —
и к нему я вернусь
настоящим поэтом.
И спрошу я себя:
для чего это надо —
свою волю крепя,
жить под ливнем и градом?
Жил как все бы живут —
без забот и печали…
Все равно не поймут
те, кому помогали.
Как поверив в себя
шел на битву с богами,
как разверзлась земля
у меня под ногами.
И минуя обрыв,
шел вперед без участья,
но ведь этот порыв
и зовут люди счастьем.
А сейчас ухожу,
и под злой визг площАдный,
вновь сажусь и пишу
этот стих беспощадный.
«Несу тебе влюбленный…»
Несу тебе влюбленный
свои стихи на суд,
любовью опаленные,
ночей бессонных труд.
На встречу, как на исповедь,
несу свои стихи.
В них все мои сомнения
и все мои грехи.
И все мои мучения,
и роковой вопрос:
зачем для очищения
ТЕБЕ стихи принес?
Ведь мы с тобою разные,
различные порой,
и встреча необычная
в гостинице морской.
И ты такая строгая,
холодная подчас.
Тебя совсем не трогает
свеченье моих глаз,
когда в них отражается
присутствие твое.
Сама доброжелательность,
но это все вранье.
Я знаю – ты недобрая,