Дымчатый рассвет придавал всему окружающему иллюзорный, обманчивый характер. Всё закончилось.

Спустя полчаса мы все вместе смотрели на баррикадировавших проклятый туннель строителей. Сюда нагнали целую кучу разной техники.

Я и Минин, ошалелые от произошедшего и мокрые от пота, сидели прямо на ступнях своих шагоходов. А рядом с нами стояли Кит, Снежок и ещё пятеро выживших гвардейцев.

Всего пятеро. Как жаль.

Снегирь распахнул кабину, но машину не покинул. Меланхолично пожевывая жвачку, он смотрел на приземлившегося на ствол пушки воробья. А вот Юлька ловко спустилась вниз и замерла возле меня. Как будто что-то давно хотела сказать, но не решалась.

– Вот щит и пригодился. А вы спрашивали зачем, зачем? – смущённо, с несвойственной для неё робостью произнесла она.

Мне почему-то стало смешно, да так, что я рассмеялся во весь голос. Громко, некрасиво, до слёз! Я хохотал и не мог остановиться. Понимал, что это истерика, страх выходит, но ничего не мог поделать.

– Ха-ха-ха! Щит! Пригодился, да! Пригодился! Ха-ха-ха!

Сбросив с головы шлем, Кит – белобрысый, коротко стриженный парень с зелёными глазами и рваным шрамом на подбородке, заключил меня в дружеские объятия. Крепко, так что кости захрустели. Одновременно, я почувствовал не плече руку Снежка – скуластого брюнета с карими глазами и смуглой кожей. И знаете, что? Мне это помогло. Нет, правда, помогло. Я понял, что не один и меня понимают. А что может быть важнее этого?

Так мы и стояли втроём возле измаранных копотью исцарапанных шагоходов, замершей в двух шагах Юльки, измождённого Толика, облокотившегося на свою «Вилку» прошедшую боевое крещение, и пятерых чудом спасшихся гвардейцев.

Глава 17: Признание

6 июня 2280 года

Коперник – 3. Крепость «Суворов»

19 час 37 мин

Два дня я пролежал с температурой. Считал, что просто простыл, а мама говорила, что это у меня так нервное напряжение выходит. «Геройствовать непросто», – сказала она. Как будто я к этому стремился! Всё же само так складывалось! Ладно, ей виднее, она же врач. Дома, конечно, меня не оставили, и положили в больницу. Там намного проще опекать. Глюкозка, витаминчики внутривенно должны были быстро поставить на ноги.

Почти всё это время в палате со мной находился Минин. Он с чего-то вбил себе в голову, что тогда у входа в туннель я спас ему жизнь. А если Толик в чём-то убедил себя – это навсегда. Спорить с ним бесполезно, гнать тоже, мама пробовала. Товарищ целыми днями развлекал меня разговорами, сплетнями, новостями (правда, не слишком свежими), а когда у меня поднимался жар, просто замолкал, пододвигал поближе стул и, забросив ноги на кровать, принимался дремать.

Я был благодарен ему за это. Не за виртуозный храп, конечно, а за то, что не оставлял одного. Во время недолгих отлучек, Толика его подменяла Киричанская. Она в который раз удивила меня своим хладнокровием и умением отделять зёрна от плевел. Оказывается, даже друзей своих мы тоже иногда знаем плохо.

– А ты знаешь, тела ребят так и не нашли, – сказала она, отбрасывая в сторону медицинский журнал с яркими картинками. – На земле, возле генераторной, в ряд лежали только их шлемы и всё.

– Очень жаль. Значит, родителям даже похоронить нечего будет, – ответил я, принимая положение полулёжа и запихнув слишком мягкую подушку под спину. – Они погибли как герои.

– Некоторые гвардейцы считают, что не все оставшиеся за стеной были мертвы, – произнесла Юля, накручивая локон русых вьющихся волос на палец.

– Что ты имеешь в виду?

– Возможно, кто-то выжил.

– Почему?

– Что почему? – сверкнула Юлька глазками.

– Почему они так считают?