Приветствие звучит суше, чем я собирался его произнести. Кларисса дарит Штерну радостную улыбку, но он намеренно её игнорирует.

Старик хочет задеть меня. И у него это почти получается.

Но моя мудрая леди просто молча жалеет несчастного старика и только счастливее улыбается неучтивости.

– Вас сложно чем-то удивить, но я надеюсь вы получите удовольствие от вечера.

– О, не переживайте, господин Гард, – Штерн обнажает острые зубы. – Я наслаждаюсь каждый раз, когда лицезрю вас и ваше ослепительное семейство.

Если бы канцлер умел убивать словами, то имел бы в этом непревзойдённый успех – столько в них яда. Но против меня он бессилен и знает это. Поэтому боится и злится до исступления.

– Мы вас не разочаруем, – позволяю себе ослабить натяжение улыбки и понизить градус тепла во взгляде.

– Не сомневаюсь.

Штерн одаривает меня холодным взглядом и гордо удаляется по коридорам в Бальный зал, бесцеремонно рассекая поток ослепительных дам и блистательных кавалеров.

Такие разговоры оставляют после себя осадок печали и мысли о напрасности возвращения миропорядка на круги своя.

Но я не могу не делать того, что делаю. Ни под каким предлогом.

Моя цель – объединить созидающих людей, создать сплочённое сообщество творцов, которые выведут Планету на следующий уровень эволюции. Летний Бал – одно из средств достижения этой цели. И весьма эффективное. В роскошной непринуждённой обстановке мои гости обмениваются идеями, находят единомышленников и партнёров. Здесь происходят смелые открытия и зарождаются масштабные проекты.

А присутствие таких лиц, как Штерн – лишь необходимая формальность.

Глубоко вздыхаю и снова излучаю дружелюбие.

Какие бы чувства и эмоции не бушевали внутри, лицо должно оставаться спокойным и доброжелательным. Раньше это стоило определённых усилий, так как сдержанность не входила в перечень моих достоинств. Но спустя десятилетия я научился управлять собой и компенсировать любой диссонанс позицией бесстрастного наблюдателя.

Так я наблюдаю за Маркусом и его попытками убедить себя в довольстве происходящим. И за Авророй, уверенной, что решение спуститься – приняла она сама. Когда они осознают, что привело их туда, где они есть, то сильно удивятся.

Наклоняюсь к уху супруги и негромко произношу:

– Дорогая, не могла бы ты подняться к Авроре? Уверен, ей нужна твоя помощь.

Кларисса удивлённо поднимает брови, но в глазах мелькает тень понимания.

– Мы справимся, – улыбаюсь жене и киваю в сторону дворецкого и домоправительницы – супругов Эдварда и Шарлотты Роу, – стоящих чуть поодаль.

Не задав ни единого вопроса, Кларисса уходит.

Внезапно в задних рядах шествующих вспыхивает изумление, возгласы которого докатываются до впереди идущих. Люди начинают озираться. Даже прибытие канцлера не вызвало такой бурной реакции.

Тот, кто появился на пороге моего дома, – гость нежданный почти для всех. И, похоже, он напрочь проигнорировал просьбу оставить форменный костюм дома.

Александр Симонов – посол Российской Империи – неспешно поднимается по каменным ступеням. Его сопровождают две женщины и двое мужчин. Посол сильно выделяется на общем фоне парадным тёмно-зелёным мундиром, украшенным эполетами и богатой серебряной вышивкой. Его свита одета более скромно, но от этого выглядит не менее эффектно: стройные дамы в красных атласных платьях и высоких белых перчатках идут под руку с подтянутыми мужчинами в мундирах с серебряными гирляндами такого же кроя, как у посла. Процессия производит шоковый эффект, заставляя присутствующих оборачиваться и пропускать её вперёд.

Во главе с послом русоволосые дипломаты неспеша пересекают гостиную. Проходя мимо, Симонов приветствует меня еле заметными кивком. Отличительные знаки на его одежде обязывают соблюдать официоз, но в моём доме играют по моим правилам. Раз демонстрировать дружественные отношения со мной посол не захотел, ему придётся предстать перед канцлером. Несмотря на то, что прибыл он совсем не для этого.