«Скользкие» чары», – шепнула Вёртка.

Однако события в Ярмарочном принимают странный оборот. Зачем разбудили душу Светлы – понятно, чтобы Стужа набрался необходимых сил. Судя по воспоминаниям погибших, Забытым всё равно, что поглощать. Любую солнечную силу усвоят, а Стужа дико потратился, пробивая стену в Сердце и выплёскиваясь ранней зимой. Но в Ярмарочном, напротив, он ещё больше выложился из-за Зима – да так, что не смог удрать из темницы в прежнем теле. Зачем он поднимал стены снега? Что пытался начаровать, закрывая город? Почему не пришёл в дом старосты сам, чтобы забрать душу искры? Он же считался знающим, его бы всюду пропустили.

Ничего не понимаю...

А Зим каков? Как он там сказал?

«Дружили мы. Вернее... У нас же в общине не дружат. И никого не любят. Это не принято. Но бывает, что люди в чём-то сходятся. Притягиваются. Общаются».

Притягиваются, значит?

«И я его знал, Ось. Он в ту же зиму появился, когда и я. Мы неплохо общались».

И теперь я, кажется, понимаю, кто ты такой.

Доказательств, да, маловато – карта на коже, очевидно ведущая в логово Стужи, три куска силы безлетного вместо одного и домыслы... но всё равно жутко. И все твои, Зим, точные вопросы, и моментальное понимание, и верные догадки про ту же старую кровь, обязательное совпадение сезонов и Бурю... И даже непомерное любопытство касательно Забытых... Это память. Это отголоски памяти. В отличие от большинства вернувшихся, ты, Зим, память не потерял, нет. Тебя от неё отрезали. Но она осталась – там, за пеленой снега. И время от времени просачивается наружу и даёт о себе знать. А ещё, конечно, мертвецы, внезапно очнувшиеся от твоих простеньких чар. Сомневаюсь, что их пробудил бы обычный зимник. Теперь – сомневаюсь.

Как же хочется ошибиться...

Но Зим – или просто вернувшийся из удачных опытов, когда Шамиру ещё помогали искрящие, то есть невозможное ископаемое... Или осколок души Стужи в человечьем теле.

Вёртка тихо пискнула, напоминая. И меня догнало очередным озарением.

Безлетные дробятся на десятки осколков. И зверь Стужи, и дыхание, и память знает, что ещё, – это всё частички одного безлетного. Шамир отнял у безлетных способность к распаду... и Стужа не смог «собраться». Вместе с ним невольно пострадали и другие безлетные, но ослабить Забытого было важнее. А теперь способность вернулась.

Почему? Только ли от большой беды?

Подруга снова пискнула.

– Да, – кивнула я. – Согласна. И в знаниях Добры что-то об этом есть. Собраться безлетный сможет лишь целиком. Уничтожь одну частичку – всё, он навеки останется раздробленным. Поэтому после Забытых появилось так много псов, птиц-вестников и Уводящих. Это те, кто не смог соединиться. Но не смог и Стужа. И уже не сможет. Мы посекли и зверей, и дыхания. А сколько ещё осталось? Знать бы, на сколько частичек они дробятся...

Вёртка повернулась и красноречиво указала кончиком хвоста в сумрак коридора. Но, едва я встала и храбро поправила сумку, оттуда безумным вихрем вылетел Вьюж. Опять весь в снежинках и сияющий, опять видимый и напуганный. Как тогда, в Лесном, когда Зим угодил в старую ловушку. Странник заметался вокруг меня... точно не пуская.

– Стой, – тихо велела я. – Успокойся. И расскажи, что знаешь. Кивок, если да, никаких жестов, если нет.

Вьюж замер и мелко задрожал, словно задышал, успокаиваясь.

– Зим там?

Да.

– И Стужа?

Да.

– Зим в опасности?

Да.

Я встревожилась, но постаралась это скрыть.

– Как ты думаешь, – я тщательно подбирала слова для следующего вопроса, – Зим – это часть Стужи? Часть безлетного?

Нет – чёткое и уверенно.

И меня как отпустило... Оказывается, я этого боялась. Стольких спалила без сомнений... а знающего убивать не хотелось. И полезный он, и привыкла я, и вообще...