Папа в мою учебу тоже не вмешивался. Агитационные плакаты и лозунги пользовались бешеным спросом, и он работал по вечерам. Его очень часто не было дома, а когда был, то они с мамой непременно ругались по всякому поводу. В первый раз они чуть не развелись, когда Дашеньке исполнилось полтора годика…

Семейная катастрофа разразилась в один из выходных дней, когда я затаскивала в подъезд коляску с Дашенькой с прогулки. Подходя к двери, я услышала мамин плач:

– Ненормальный! Ничтожество! Опять купил не то, что я просила! Я просила укроп для еды! А ты что принес за двадцать копеек? Для соленья! Ты все делаешь мне назло!

Папиного голоса не было слышно. Я позвонила. Дверь долго не открывали, а когда она открылась, на пороге стоял папа с авоськой. Он грустно посмотрел на меня, потрепал по волосам, пропустил коляску с Дашей в коридор. Поколебавшись, постоял некоторое время, потом решительно шагнул за порог.

– Папа! – заорала я, вцепившись в авоську.

– Отпусти, Надя.

– Ты вернешься?

– Да. Я на работу схожу и вернусь, – он обманывал меня, как наивного ребенка.

– Папа, не уходи…

Мягко выдернув из моих рук авоську, он вышел и аккуратно закрыл дверь.

На кухне тихо выла мама.

Я прошла в свою комнату и тоже заревела. Спустя минуту заревела Даша. Мама вскочила и влетела ко мне, перекрикивая общий рев:

– Ты-то что плачешь? Тебе какое дело? Ты о себе думай!

Эти слова что-то во мне оборвали.

Покормив Дашу, мать усадила ее в коляску и снова зачем-то пошла гулять.

– Проживем и без него. Не мы первые, не мы последние, – заявила она.

Я долго плакала. Потом решила, что нельзя допустить папиного ухода и для этого надо написать ему письмо.

«Милый папочка! Я тебя очень люблю. Без тебя будет очень плохо, и мне хочется, чтобы ты с мамой помирился…»

А вдруг я и для него, как для нее, ничего не значу?.. Надо привести более весомые доводы… Напишу про сестренку, про то, как она нуждается в папиной любви.

Кое-как запечатав эпистолярное произведение в конверт, я вышла на улицу. Невдалеке стояла мама с коляской и рассказывала подруге, какой у нее муж подлец. Меня она не заметила, и я, пройдя вдоль дома, отправилась к папе на работу. Я часто ходила к нему в мастерскую.

Дойдя до проходных стройтреста, остановилась. Стеклянные двери под папиным лозунгом «За бережливость и экономию!» были закрыты: выходной!

Я отошла от проходных, свернула на тропинку, ведущую к строительной площадке. Там села на бетонную плиту, из которой торчали куски арматуры. Поплакала. Вынула из кармана письмо, несколько раз прочитала и, скомкав, выкинула в лужу под бетонными сваями.

Вечером того дня папа не пришел домой. И в следующий вечер тоже. Зато пришел в гости мамин брат – дядя Слава с женой. Они закрыли дверь в большую комнату и долго совещались, думая, что я ничего не слышу.

– На профсоюзном собрании с ним быстро разберутся! – горячился дядя.

– Да что ему твое собрание! Он ведь не как ты, партийный… – грустно возражал мамин голос.

– Наказать любого могут. У нас тоже один такой допрыгался: живо попросили. Был инженером, теперь у станка стоит.

– Да не надо ничего!

– Слава, – пыталась вставить слово его жена, – по-хорошему надо. По-человечески помириться.

И они, поговорив, ушли.

Мама, пожелав мне спокойной ночи, закрылась с Дашенькой в комнате.

Мне не спалось. Я пошла на кухню и открыла шкафчик с лекарствами. Когда мама волновалась, она пила две желтенькие таблетки валерианы. А что будет, если выпить больше, гораздо больше?.. Я высыпала на ладонь горсть желтых приплюснутых горошин, проглотила и запила водой.

Утром раздался звонок в дверь. Пришли дядя Слава с женой и привели папу, небритого и потускневшего. Мама засуетилась, выставила на стол дефицитную бутылку с закуской, придумали праздник, и жизнь наладилась…