– Надя, не говори. У меня красивые бусинки есть, я тебе их подарю, только не говори.

Такого поворота событий я не ожидала, но идея мне понравилась:

– Неси.

Мухина принесла на следующий день бусинки, потом – другие, в следующий раз – платьишко для куколки, и так далее…

А меня, невольную шантажистку, занимала эта ситуация, и я не упускала случая периодически напоминать:

– Сейчас скажу…

Разумеется, когда после детсада группа разошлась по школам, Мухина вздохнула с большим облегчением.

И надо же мне было попасть в класс, где она числилась лидером! Расплата началась тут же. Не прошло и недели, как некоторые из класса захотели избить новенькую, то есть меня.

Но одно обстоятельство изменило их планы: я с отличной учебы резко скатилась на двойки. Классная со смешной фамилией Небодаева тут же «припечатала» меня позором:

– Школа переполнена, и взяли тебя, чтобы повысить показатель успеваемости! В твоем табеле четверки и пятерки, а ты глупа как пень!..

Небодаева вела уроки русского языка и литературы, писала заметки в газеты и не уставала подчеркивать принцип гласности, провозглашенный Горбачевым.

Она была права. В прежней школе учителя завышали мне оценки (а Мария Алексеевна ставила их вообще ни за что), и я давно отстала по всем предметам. Изгои в классе обратили внимание на мою персону, а Мухина получила частичное удовлетворение. Некоторые стали говорить со мной и даже принимать в свои компании. Однако я продолжала жить не по их понятиям: училась в художественной школе и всегда успевала исправлять двойки на тройки.

Кроме того, я редко участвовала в общественно-полезном труде, который был всеобщей повинностью. А редко потому, что Небодаева приноровилась эффективно использовать мои художественные способности. Ее дочь ходила в детский садик, и, желая обрести ласковое внимание воспитателей, учительница подвизалась оформлять актовый зал моими руками. Мне это было не в тягость, а одноклассники завидовали.

Еще я отлынивала от уборки классного кабинета, святого дела. У меня была уважительная причина – художественная школа. Правда, всем на эту причину было «до лампочки», и Небодаева упрямо включала меня в «дежурные бригады».

И вот как-то раз именно такой бригаде, состоящей из четырех человек (Светы, Вари, Юли и меня), предстояло сделать в классе генеральную уборку.

– Мне некогда, – сразу заявила я. – У меня занятие через час.

– Мы должны вымыть пол, – заявила умная активистка Юля.

Меня осенила идея:

– Можно поделить класс на четыре части, и каждый вымоет свою. И отвечать будет за свою часть.

Юля согласилась и поделила класс на четыре части. Я взяла веник, подмела свою территорию и направилась к двери.

– Куда? – Путь мне преградили все трое.

– В школу надо.

– Нам за тебя двойку поставят, иди мой.

– А вы свои части мойте на пятерку, а по поводу моей не переживайте: я учительнице все объясню, пусть мне двойку ставит.

Юля взяла швабру наперевес:

– Мой сейчас же!

Она не знала, что мать ежедневно заставляла меня убирать квартиру таким же тоном, и мне всегда хотелось ответить: «Я не могу, не хочу сейчас». Одноклассница – не мать, и ей я могу ответить.

– А я сейчас не хочу!

Все опешили.

Ну, решила я, теперь они меня все равно из класса не выпустят, в худшколу я так и так опоздаю, так хоть дам волю своим чувствам. Медленно, с гордо поднятой головой я подошла к окну, элегантно привстала на цыпочки, уселась на подоконник и поправила складочки на подоле платья.

– Теперь я не спешу. Но буду мыть, когда захочу. И вы мойте, когда захотите. И чего хотите.

Девчонки помолчали. Потом, посовещавшись между собой, по очереди принесли тряпки, ведра с водой, веники и прочие причиндалы. Полкласса были Юли и Светы, и мыть им было удобно. Другие полкласса – часть моя и Варина. Оказалось, Варе одной неудобно мыть. Она стала просить подруг о помощи. Они ей в помощи отказали, но указали на недостатки: