– А маньяка-то поймали? – спросил Никита.

– Нет. Полагают, что это был какой-нибудь гастарбайтер: в тех краях много дач, на которых работают заезжие узбеки и таджики. Возможно, поняв, что на его след напали, маньяк решил сменить дислокацию и либо уехал на родину, либо отправился подальше от того места, где совершил двенадцать убийств.

– Боже мой! – пробормотала я в ужасе. – Двенадцать женщин…

– Печально, не правда ли? Но смерть Анны Дуровой выбивается из этого ряда. В отличие от всех остальных, задушенных при помощи скрученного женского чулка, Дурова получила внутривенно павулон и хлорид калия, и патологоанатом не мог не обратить на это внимания. Тем не менее его отчет проигнорировали, так как гораздо проще было просто присоединить Дурову к остальным, как очередную жертву маньяка.

– Странный способ убийства, – усмехнулся Леонид. – Для гастарбайтера, я имею в виду.

– Что касается остальных, за основную версию в каждом случае принималось убийство кем-то из родственников. У Юлии Устименко, к примеру, муж также врач, поэтому его и взяли за жабры: он вполне мог знать о том, какое действие оказывает смесь из упомянутых препаратов. Следователь счел этот факт достаточным для обвинения Анатолия Устименко. Дело в том, что в тот самый момент, когда умерла Юлия, судя по показаниям друзей и соседей, семейство переживало не лучшие времена. Они находились в состоянии развода, и раздел имущества проходил чрезвычайно болезненно. Юлия собиралась оттяпать у мужа половину «совместно нажитого», хотя, являясь уроженкой Казахстана, не имела права ни на квартиру, ранее принадлежавшую родителям, ни на дачу или машину. Судья тем не менее склонялась к разделу пятьдесят на пятьдесят. На основании вышеизложенного Устименко получил семь лет общего режима – только по косвенным доказательствам, так как ни ампул с лекарственными препаратами, ни других улик следствие так и не обнаружило.

– Ужас! – пискнула Вика. – Вот как у нас работает милиция… О присутствующих я, разумеется, не говорю, – быстро добавила она, бросив взгляд на майора.

– А что с остальными? – спросил Лицкявичус. – Кого-то еще осудили?

– Нет, Устименко так и остался единственным. Семьи других жертв также разрабатывали, но эта версия не нашла подтверждения.

– Значит, как вы это называете… «висяки»? – спросила я.

– Верно. Так считалось до последнего времени, пока не обнаружили последний труп – Веры Богатиковой. У нее вообще не имелось родственников. Была довольно состоятельная – все-таки главный врач больницы.

– Ну, если состоятельная, то явно не на зарплату – даже главврача! – заметил Никита.

– Эту версию вначале и приняли за основную, – кивнул Карпухин. – Решили, что она могла вымогать у кого-то взятку, но, к сожалению, ничего доказать не удалось, а присутствие в крови жертвы тех же веществ позволило наконец объединить все дела в одно. И, так как объединяющих факторов два – способ убийства и принадлежность жертв к одной профессии, – единственной стала версия о маньяке. Что скажешь, Павел, – это ведь как раз в твоей компетенции?

Кобзев недоверчиво хмыкнул.

– Что ж, – произнес он, – я и в самом деле принимал участие в психиатрическом освидетельствовании нескольких подобных типов и имею некоторое представление о такого рода преступлениях. Однако сразу скажу, что эти шесть случаев вовсе не кажутся мне типичными. Во-первых, места преступлений. Маньяк обычно действует на одной и той же территории – Чикатило, например, или битцевский маньяк. В этом же случае, выходит, территория не имеет для него значения – это очень интересно. Объединяющий фактор, разумеется, одинаковый способ убийства – и против этого, как говорится, не попрешь. Но именно способ меня и смущает.