Она отвела глаза со слезами:

– Прости.

Сбоку тихо заскулила мелкая, в соседнем кресле. Тут же влетела в каюту белая Мар, спасать своего ребенка. Да, что-то я переборщил со злостью. Да и не получалось у меня так раньше никогда на других воздействовать. Похоже, что я все-таки много вспылил, блин, это же что сейчас Мар подумает, что я ее ребенка чуть не прибил, плачет ведь, а оправдаться я не успею. Спасение пришло от Остроухой.

– Ну-ка сделай голограмму видимой. Для всех.

Я нажал на «громкую связь» Голограмма Остроухой засветилась в кабине видимой для всех.

– Ты что, малыш, напугалась? – спросила она мелкую. – Не бойся, это дядя так на меня злится, не на тебя. Вон смотри, и мама уже за тобой пришла. Не боишься уже?

От слов Остроухой веяло чем-то добрым.

– Нет, а зачем дядя на вас злится? Вы же добрая фея, – включила опять свои вопросы мелкая.

– Можно, я ее заберу.

Уже не белая, уже пунцовая Мар мялась около двери.

– Иди к маме, потом как-нибудь расскажу.

Мар быстро схватила дочь в охапку и бочком выскочила за дверь, крикнув:

– Извините.

– Ты что, с ума сошел? Ну ладно бы меня прибил, я заслужила. Но окружающие-то чего тебе плохого сделали? – отчитывала меня Остроухая.

Я продолжал молча на нее смотреть. Она сменила отчитывающий тон на оправдывающийся.

– Прости, не знаю. Как-то все навалилось, немного нервная стала.

– С тобой точно все в порядке? Моя помощь не нужна?

– Нет, не выспалась просто. Осталось маленько, и я сама к тебе прилечу.

Я ощутил постороннее присутствие.

– А кто у тебя в комнате?

– Не ревнуй, это она, а не он. Но поверь, пока не могу ее тебе представить.

Я ясно понял: не врет. Вот не знаю, только Остроухую я стал чувствовать, или меня так тряхнуло, что и окружающих тоже?

– Ты там не все деньги потратила?

– Ах да, извини, давай напишу лучше.

Она протянула руку, я попытался ее коснуться. Но рука прошла сквозь голограмму.

– Я соскучился.

Только успел сказать я, как связь разорвалась, и голограмма погасла. Да, наверное, тысяч пятьсот улетело за наш разговор. Дороговато. Открыл защищенный канал, так тоже дорого, но из этой системы не дороже пятидесяти тысяч выйдет. Написал сообщение.

– Ну вот, почему ты на меня дуешься, я так и не узнал.

– Потому что я опозорилась на приеме в посольстве сполотов.

– А я то тут при чем?

– Ты еще спрашиваешь?

– Не понимаю.

– Конечно, не понимаешь. Когда ко мне подошел посол сполотов и сказал: «Красивое послание для Остроухой». Вот что бы ты подумал?

– Не знаю.

– Вот и я растерялась, почему-то подумала, что ты мне что-то передать хочешь через сполота. От тебя всего можно ожидать. Поэтому я сказала: «Да, это я, меня так называет один человек». А если ты не знал, то упоминание ушей это оскорбление для аграфов.

– Я же любя тебя так называю.

– Но этого никто из окружающих не знал, поэтому смешки окружающих я заработала, так как наш разговор многие слышали.

– Но я все равно тебе послание не передавал.

– Да? А кто на медальоне написал, что любит меня, со стихами. Только не говори, что стихи не ты написал. А я сразу вспомнила, что ты читал эти стихи за столом, на моем дне рождения.

– Стихи сочинил не я, я только их написал на медальоне.

– То есть это все-таки ты написал?

– Я не думал, что их кто-то прочитать сможет.

– Как? Как у тебя все это получается?

– Не знаю. Наверно, ты вдохновляешь.

Наступила пауза. Остроухая не сразу нашлась, что ответить, наверное, мои слова в цель попали.

– Посол сразу спросил: «Не этот ли человек подарил вам кулон, знаете ли вы, что на нем написано?» Когда я ответила «да» на первый вопрос и «нет» на второй, посол написал мне на салфетке перевод и сказал, что хочет встретиться с этим оригинальным молодым человеком. Ведь тебе столько магазинов пришлось облазить, чтобы подобрать подходящую надпись.