Уставший, весь в крови, я перестал бить только тогда, когда он сполз по стене на корточки и больше не подавал признаков жизни. На всякий случай я ещё раз заехал ему точно в челюсть, и парень стёк на пол, как кусок растаявшего масла.

Вытерев кровь рукавом, я нажал на кнопку пятого этажа, и лифт продолжил движение.

Двери открылись. Я вывалился из лифта на пол. Несколько минут сидел, прислонившись к стене и пытаясь поймать взбесившееся дыхание. Затем встал, нащупал в кармане ключи и вошёл в квартиру.

Дверь в спальню была закрыта.

Катя укладывала Максимку спать. Не снимая обувь, закрылся в ванной и включил воду.

Подставил больную голову под струю холодной воды и с облегчением выдохнул. Стало лучше. Розовая жижа исчезала в сливном отверстии. Наощупь достал полотенце и вытерся.

И только тогда заметил, как подо мной скапливается лужица крови. Вязкая, чёрная, как смола, кровь уже залила левую штанину и наполнила ботинок. Задрав кофту, увидел открытую рану в боку шириной в несколько сантиметров. И стоило мне увидеть её, мгновенная боль прошла по телу. Словно вновь засадили нож. Я скорчился и зажал рот руками. Пересилив себя, выпрямился и едва удержался на ногах. Мысли поплыли, как асфальт на жаре. Я сел на край ванны и сунул голову под кран.

Схватился за кровавое полотенце и зажал рану.

Как будто легче. По крайней мере немного прояснилось в голове. Но вместе с этим тело начало реагировать на каждый ушиб и каждый удар, который я получил. Вот уже и затылок, которым я вначале приложился о перила, а затем разбил зеркало в лифте, начал болеть. Свободной рукой потрогал его, нащупав слипшиеся волосы и вязкую жидкость.

Вспомнил, что оставил Стёпин травмат в лифте. Естественно, возвращаться не стал, хотя мысль и проскальзывала.

Прижимая набухшее от крови полотенце, посмотрел в зеркало. Бледный, как плитка в ванной. Под глазами мешки, словно не спал несколько суток. Кровавые пятна, ссадины и синяки на лице легли поверх глубоких морщин. Волосы ёжиком торчат вверх. На правом виске слиплись от крови. Да и само лицо, несмотря на побои, грубое, квадратное. Словно из камня выточенное. Из какого-то белого куска мрамора.

Я отнял набухшее полотенце и смочил его. Когда выжимал, корчился от боли. Снова приложил к ране. Холодок прошёл по телу. Голова наполнилась туманом. Почувствовал слабость, а вместе со слабостью и какое-то облегчение. Боль ушла, оставив после себя недомогание и усталость. Жуткую усталость. Даже большую, чем тогда, в колбасном цеху после трех или пяти фур.

Рука соскользнула с мокрой раковины, и я начал медленно съезжать на пол. Ноги отказывались держать измождённое тело. Я безжизненно опустился на холодный кафель, смотря на меркнущую лампочку и слушая приятный плеск воды.

Последняя мысль проскочила: проблема не в том, что я ранен, а в том, что они знают, где я живу, где живут Катя и Максимка… Надеюсь, я их не разбудил.

А дальше мрак. Тьма и приглушённый плеск воды.

Я открыл глаза посреди коридора. Машинально тронул бок, но раны там не оказалось. Это и неудивительно. Хотя боль и недомогание остались в той комнате, я по-прежнему чувствовал лёгкий туман в голове. Мысли вяло летали, как мохнатые шершни.

Стоя перед очередной дверью, я испугался. Пожалуй, впервые испугался так сильно. До дрожи. До онемения. А что если дальше ничего не будет? Что если сейчас я открою дверь, войду в эту тёмную субстанцию, и всё. Только тьма и пустота. Вечная тьма и бесконечная пустота. Что если в той комнате я не проснулся? Не выжил. Истек кровью и никогда больше не открыл уставшие глаза.