Находясь в этой чёрной невесомости, я ощутил некую дрожь. Причем дрожал не я. Дрожало пространство. Вся эта материя ходила мелкой дробью, вскоре это передалось и мне. Словно я – поплавок на ровной глади пруда, куда зашвырнули камень.

Вместе с дрожью появился звук. Странный гул. Вроде бы тонкий, как писк комара над ухом, а чувствуется всем телом. Он нарастал, пока не дошёл до боли. В отчаянии я закрыл уши руками, но он проникал сквозь них, доставая до самого мозга.

Что есть силы я зажмурил глаза, и гул прекратился. С опаской я раскрыл глаза, увидев перед собой тёмную комнату.

– Вставай, теперь твоя очередь, – сказала Катя.

– Я ведь только вставал, – полусонно прохрипел я.

– Твоё «только» было два часа назад.

Я вновь закрыл глаза и провалился в сон. Но поспать не удалось. Этот противный звук вновь разбудил.

– Кирилл, – сказала Катя и ткнула в бок.

– Да-да… – ответил я и сел.

А в это время в углу, из детской кровати, по всей комнате разносился противный звук.

– Ну, ты чего не спишь? – прошептал я и начал качать кроватку. – Тши-и… тш… – шипел я как змея, раскачивая кровать из стороны в сторону.

– Что там?

– Откуда я знаю, что у него. Орёт и орёт. Максимка, ну ты чего?..

Я сильнее начал качать, но, видимо, моему сыну это не нравилось. Раскрыв беззубый рот, он продолжал кричать. Да так, словно его резали.

Спустя пятнадцать минут (или больше, я плохо ориентировался во времени, так как, сидя рядом с сыном, не единожды проваливался в сон), Максимка всё так же кричал.

– Катя! – беспомощно позвал я жену. – Иди, сделай с ним что-нибудь.

– Что, например?

– Откуда я знаю. Ты же мать. Должна чувствовать своего ребенка.

– А ты?

– А я отец. Тоже должен чувствовать, но не так сильно, – улыбнулся я своей остроте.

Катя недовольно встала и присела рядом со мной. Она раздобрела за это время. Или же бесформенная ночнушка ей не к лицу.

Как только Катя прикоснулась к кроватке, я мигом отошёл и нырнул под одеяло.

– Кирилл! – недовольно прошептала она, когда заметила моё отсутствие.

– Кирилл спит. Кириллу завтра на работу, – и я действительно уснул без задних ног.

Утром, когда все ещё спали (что было удивительно), я прокрался на кухню и заварил крепкого чаю. Чёрного, как то пространство в комнатах.

Пока завтракал, перебирал бумаги, смотрел ежедневник, который полнился записями и пух от прикрепленных листочков. Номера, встречи, поставщики, планы – всё было в этом ежедневнике.

Сегодня надо наведаться в ларёк, проверить, что там с холодильником, и договориться с Алексеем.

Улица встретила мелким моросящим дождиком. Люди кутались в куртки, прятались под зонтики и, как акробаты, переходили по бордюрам широкие как озера лужи.

В ларьке я спросил у Макса (того самого парнишки), как прошла смена. Он довольно улыбнулся: с наступлением осени посетителей порядком прибавилось. Отчитался за проданный товар. А я вновь отругал его за то, что он даёт в долг некоторым ненадёжным личностям. Случайно нашёл долговую тетрадь, когда полез под холодильник. Макс стойко выслушал упреки, но в этот раз не сказал, что делать так больше не будет.

– Ты, наверное, заметил, что эта точка стала приносить больше денег. Заметил?

Он кивнул.

– На днях я собираюсь покупать ещё один ларёк на Рижке. Не пройдет и года, как у меня будет уже не две, а три или даже пять точек. Мне нужен будет верный человек. Честно говоря, я думал поставить тебя. Но ты косячишь раз за разом. Сколько можно говорить, что товар в долг – это глупая и самая плохая инвестиция. Помнишь, почему?

– Нет ни товара, ни денег, – глядя в пол, ответил Макс.

– Правильно. А ты всё равно за старое. Ты меня извини, конечно, но ещё раз узнаю, что ты даёшь в долг, буду штрафовать. Я уже давно грожусь, но обещаю, сам себе обещаю, что это в последний раз. Ты меня понял?