Слава на ходу вытер окровавленное лицо футболкой.

Нет, всё-таки там была и его кровь. Рассечение над глазом тут же заполонялась новой порцией крови, и тонкая струйка прокладывала путь до подбородка.

– Поехали, дома помоешься.

В тот вечер мы возвращались, но не домой. Мы отправились на свою родную дискотеку, где нас встретили как героев.

Потом пошли в бар, где пили. Пили сильно и много. У Славы был специальный стакан, полный водки, куда он периодически макал палец, и каждый раз, сжимая зубы, говорил:

– …как же жжёт.

Кто-то в итоге потом выпил эту водку, но это было уже под утро.

Мы отпраздновали победу, в основном поднимая тосты за Славу и за дружбу. Чтобы при любом кипише мы смогли собраться вместе и надавать нашим противникам по зубам:

– …и выдавить им глаза, – улыбаясь, добавлял Слава.

А уже на следующий день мы узнали, что он оказался в ментовке.

Этот лысый паршивец утром снял побои и написал заявление. Что-что, а этот жест считался для нас самым низким и подлым. Мы никогда не привлекали власти.

Влез в передрягу – разбирайся сам. Не можешь сам – зови друзей. Но власти – никогда.

В тот же день я пошёл к Славиной матери, тёте Ане. Она знала меня с детства и любила так же, как все матери любят хороших друзей своего сына. Но в этот раз она встретила меня холодно. Точнее, не холодно, а очень даже горячо. Короче говоря, у меня не получилось с ней поговорить, так как она начала кричать. Кричать о том, что мы портим её сына и что из-за нас он оказался в ментовке. Конечно, в её словах была часть правды, но больше обиды и отчаяния.

В лучшем случае Славе грозило около года заключения, в худшем – до трёх.

Мне не удалось узнать, можем ли мы чем-то помочь.

– Спасибо! – прокричала мне вслед тётя Аня. – Помогли уже.

Я бы и не узнал, если бы не встретил по пути домой отца Славы, дядю Толю.

– Я извиняюсь, – первым делом сказал я.

Было видно, что дядя Толя с удовольствием бы повёл себя, как его жена. Накричал бы на меня, обвинил бы во всём друзей и вышвырнул меня за шкирку. Но он сдержался.

– Что там? – коротко спросил я, боясь смотреть ему в глаза.

– Ничего хорошего. Менты говорят, что Слава попал по полной. Там у пацана что-то с глазом стало. То ли совсем ослеп, то ли часть зрения потерял. Плюс сотрясение, синяки, ссадины… Короче, всё разом.

– А мы можем чем-то помочь?

И в его взгляде я увидел слова тёти Ани: «Помогли уже. Хватит с вас».

– Чем теперь поможешь. Теперь остаётся только ждать и надеяться, что не дадут максимальный срок. Хотя и это глупо. Говорят, у этого пацана есть какой-то мент знакомый, который вряд ли спустит это на тормозах.

Дядя Толя по-отцовски похлопал меня по плечу и, не попрощавшись, ушёл.

В тот момент меня распирали обида и чувство беспомощности.

Ведь Слава не виноват. Мы, конечно же, отомстим за него в любом случае, но ему от этого вряд ли будет легче, сидя на каких-нибудь нарах в каком-нибудь захолустье.

Не знаю, что мной двигало и что придало мне уверенности, но я встал и целенаправленно пошёл к Вове.

– Выводи своего коня, и поехали! – сказал я ему.

– Куда? Зачем?

– Давай вылезай из своей берлоги. Поехали, Славу будем выручать.

– Куда? – округлил он глаза.

– В город поедем.

– У меня даже прав нет. И документов нет. Сейчас ещё и нас загребут.

– Поехали! – довольно грубо сказал я.

– Нет, – твёрдо ответил Вова и скрестил руки на груди.

Он оглянулся на окно, не смотрит ли кто из родителей, затем спрятался за забор и достал сигарету.

– Кирилл, я очень хочу помочь Славе, но сейчас мои родоки на взводе и следят за мной, как за преступником. Они меня точно не отпустят в город. Они и так, скрипя зубами, смотрят на то, как я мотик выкатываю.