— Ну что ты? Все ведь обошлось. Я здесь, рядом с тобой, — зарываюсь пальцами в его мягких волосах пшеничного цвета, оставляю поцелуй на небритой щеке, несмотря на лютое отвращение.

А муж только крепче меня обнимает. И целует на порядок глубже. Так, словно я — это все, что у него осталось.

Так и поверить не трудно.

Если бы у меня были реальные провалы в памяти, я бы поверила ему. Безоговорочно. Я сиропом растеклась бы в его теплых объятиях.

Но в реальности его прикосновения вызывают у меня лишь жалящее чувство. В реальности мне выть хочется! Из-за того, что у него не нашлось мужественности сознаться во всем. Вместо этого он предпочел снова водить меня за нос.

— Скажи, а по какой причине мы поругались? Наверное, ты опять смолил одну за одной у себя в кабинете?

Матвей сначала замирает, затем медленно отстраняется от меня. В глаза намеренно не смотрит. Голову склоняет.

— Нет. Мы вели речь...

— О чем? — подгоняю его, поскольку пауза затягивается.

— О сурмаме, — выдает он, после чего существенно оживляется. Подскакивает с места, словно на него снизошло озарение. — Точно! Я был против того, чтобы прибегать к услугам непроверенной женщины. Неизвестно, как все обернется. Это же незаконно. Она может просто не отдать нам ребенка. И в этом случае суд будет на ее стороне. Понимаешь?

Да тьфу на тебя!

Не придумал ничего иного, кроме как намеренно спекулировать тем, что я не могу выносить ребенка самостоятельно.

— Понимаю, но это наш шанс. Единственный и последний, — натягиваю я на лицо улыбку, а внутри меня уже вовсю свербит. Ситуация едва ли не выводит меня из равновесия.

— Да, Катён. Сейчас я это понимаю. Я пересмотрел свои взгляды. Сейчас мне плевать на все, лишь бы ты была счастлива. А если ты будешь счастлива, то и я. Мне больше ничего не нужно будет.

— Дорогой, я так рада это слышать, ты просто не представляешь, — мысленно закатываю глаза.

Я же мечтала услышать нечто подобное из уст своего некогда любимого мужчины!

Вот только не тогда, когда он вконец оскотинился. Не тогда, когда назад дороги уже нет!

— Я тогда поищу в интернете информацию, — говорю я, на что плечи мужа напрягаются.

— Не надо. Я сам что-нибудь придумаю. Есть у меня один знакомый. В свое время они с женой обращались за помощью к сурмаме. Думаю, он сведет меня с нужными людьми, кто всем этим занимается.

Не будет никакой сурмамы. У него и в мыслях этого нет, потому что ему не дает покоя ребенок от любовницы.

Не удивлюсь, если план Матвея заключается в том, что она и выступит в качестве суррогатной матери. Она и родит нам "нашего" ребенка.

— Как скажешь. Я полностью доверяю тебе в этом вопросе, — с благодарственной улыбкой глажу его по щеке, а он чмокает мою ладонь, верит, что я как дура купилась.

— Кать, а почему ты мне не перезвонила? Ты же говоришь, что увидела от меня сообщения.

А вот и те самые оплошности, которых я так боялась.

Думай! Выкручивайся!

— Я пришла в себя только под утро. Хотела тебе позвонить, но сеть все никак не могла поймать. Там глухо, как в танке. До самого обеда я билась с врачами, чтобы они меня отпустили домой, — отвечаю вполне правдоподобно, причем ни один мускул на лице моем не дрогнул.

— Но ты же могла спросить у кого-нибудь телефон, — Матвей напирает.

Я усмехаюсь и отмахиваюсь.

— Ты же меня знаешь, я привыкла самостоятельно выпутываться из трудностей, не прибегая к посторонней помощи.

Цокнув языком, Матвей вновь увлекает меня в объятия.

— Знаю, солнце мое. Ты у меня чертовски упрямая. За это я тебя и люблю.

Эти телячьи нежности меня доконали уже!

— Ты не возражаешь, если я приму душ? — выпутываюсь из его объятий, оттягиваю ворот своего платья и деланно принюхиваюсь. — Кажется, я вся пропахла больницей.