Саша укрыла его простыней, стараясь не рассматривать отдельные выдающиеся части тела, но только собралась уходить, как на запястье сомкнулась рука, рывок и она уже лежала на груди Романа. Одна рука зарылась ей в волосы, другая скользила по бедру, и спустя  миг раздался сбивчивый шепот:

— Эй… Моя Эй…

А потом Роман оплел ее обеими руками, провернулся на бок, закинул сверху ногу и… захрапел. Сашка, у которой сердце прыгало, как сумасшедшее, чуть не расплакалась, прибить бы этого переговорщика, только как выползти из-под него... Тот лежал неподвижно и весил, казалось, целую тонну.

С трудом выкарабкавшись из-под тяжеленного Яланского, Сашка распахнула дверь на лоджию и порадовалась, что ночи еще прохладные, может, этот алкоголик быстрее протрезвеет.

Очень хотелось спать — Саша аккуратно подвинула Илюшку ближе к дочке, а сама легла с противоположной стороны кровати, радуясь, что дети маленькие, а она достаточно стройная. Надо было им втроем спать на диване, а Романа уложить здесь. Не все ли равно ему, где трезветь?

Представив широкоплечего двухметрового Яланского на Дашкиной кровати, Саше вдруг вспомнилась кукла Барби в подарочной коробке, она едва сдержалась, чтобы не рассмеяться, даже зажала рот ладонью — жалко, если дети проснутся.

Уже засыпая, Саша поняла, что Роман так ласкал не ее, точнее ее, но ту, другую, которую он по его же собственным словам ненавидел. Которую звали Эй. Стало обидно до слез, а потом так же до слез смешно. Она что, сама к себе ревнует? Похоже, общение с Яланским приведет ее прямиком к психиатру с диагнозом «раздвоение личности». Сашка постаралась выбросить глупые мысли из головы, покрепче прижала к себе Илюшку и закрыла глаза.

***

Утром ее разбудил полустон-полурык:

— Саша!

Она спросонья ничего не поняла, вскочила и кинулась в соседнюю комнату. Яланский в одних трусах сидел на диване и ошарашенно блуждал по сторонам мутным взором. Сфокусировавшись на Сашке, он выдал сиплым голосом:

— Саша, какого х…, простите, что я здесь делаю? Я что, вчера вечером приперся к вам?

Сашка, проследив за его взглядом поняла, что он смотрит прямо на ее грудь, едва прикрытую кружевом сорочки  — «La Perla», если что!  Она так торопилась, что даже не подумала набросить халат. Лучшая защита  — это нападение, ей ничего не оставалось, кроме как нагло сложить руки на груди, по максимуму уменьшив обзор, но теперь частично протрезвевший Яланский пялился на ее ноги.

Конечно, такой наряд меньше всего годился для разговоров с мужчиной. Видимо, Роман решил так же, потому что поспешно набросил на себя простынь, но она и так все заметила, а он с явным усилием оторвался от Сашкиных ног и уперся тяжелым взглядом ей в лицо.

— Как я здесь оказался?

— Я вас принесла! — съехидничала она, Роман понял, но лишь поморщился. — И если для вас двенадцать часов ночи вечер, то да, вчера вечером вы пришли ночевать сюда.

— Твою мать… Только не говорите, что вы меня раздевали!

— Нет, конечно, вы так и пришли, в трусах и носках, костюм держали в руках, наверное, боялись измять.

Роман вновь застонал скозь зубы, потер лицо и откинулся на диван.

— Зачем вы меня пустили? Нужно было гнать в шею… Где же вы спали?

— С детьми.

— Но ведь там тесно, Господи, Саша, как я мог? Чем я думал?

— Ничем. Вы вообще едва шевелились, жаль, я не додумалась вас заснять.

Яланский вздрогнул и снова бросил на нее убийственный взгляд.

— Очень на это надеюсь, — а потом пробормотал, отвернувшись, — может, вы все-таки оденетесь? Я даже встать не могу.

— Нечего было так орать, — Сашка нарочно убрала руки и даже подбоченилась, получив феерическое удовольствие, увидев, как тот сглотнул. — Я подумала, вы умираете от интоксикации.