Илюшкина мама — законная жена Романа, в которую тот влюбился, ухаживал за ней, когда, ну пусть пять лет назад. Может, четыре. «Не отдам, ты моя… Моя милая, золотая, хорошая девочка… Я тебя найду…» Как можно было все это забыть? Но Роман забыл и женился на другой, и каждую ночь… Нет, она сойдет с ума, если будет думать и представлять себе эти их ночи, а те сами вставали перед глазами, терзая ее изнутри.

Странное дело, ведь Илюшку она должна как минимум ревновать? Но почему-то сердце заходится щемящей нежностью, когда он вот так доверчиво льнет к ней. Может, потому что, когда Дашке было три года, Саша сидела по уши в работе, а дочкой занималась мама? И когда у нее выпадала свободная минутка, чтобы погулять с ребенком, покормить ее, почитать на ночь сказку, Сашка от счастья чуть не плакала?

С родителями она поначалу разругалась вдрызг. Об аборте Саша и слышать не хотела, а родители в один голос стенали, что теперь будет с учебой и вообще со всей Сашиной жизнью. Но потом, когда уже хорошо был виден живот, сами пришли мириться и каяться.

Мама помогала во всем, Саша полностью перешла на удаленку, но возиться самой с малышкой ей выпадало довольно редко, и когда родители летом увезли Дашу в село на время отпуска, она чуть с ума не сошла.

Когда Дашке исполнилось четыре, у Саши вдруг оказалось больше свободного времени. То ли она, наконец-то, научилась распределять свое время, то ли стала быстрее работать, но и заработок не упал, и дочкой могла заниматься. Они хорошо ладили с дочерью, и ни разу Даша не спросила ее об отце, хоть у Сашки давно был заготовлен пространный ответ. Для ее девочки было нормально и органично, что они живут вдвоем.

Саша укрыла спящего мальчика и погладила по-младенчески пухлые щечки. Интересно, как это, сын? Когда дочка, она уже знает, а вот какие чувства испытываешь, когда у тебя есть сын? Сашка прошла в комнату дочери и присела у ее кровати, посмотрела, как та спит в обнимку с возвращенным Илюшей котенком, поцеловала и ушла в кухню.

Там, прижавшись лбом к стеклу, отчаянно ругала себя за то, что вспоминает, силилась не вспоминать и все равно вспоминала. Того Робин Гуда, которого, оказывается, зовут Роман, и который так легко и просто вычеркнул ее из своей жизни и памяти. Воспоминания накатывали волнами, воскрешая чувства, что, как она надеялась, давно ушли и испарились. Оказывается, не ушли и не девались никуда, просто таились себе, закрытые, словно в банковской ячейке, пока не явился Робин-Роман  с дубликатом мастер-ключа…

А потом ее словно пробило: Роман скоро будет здесь, они увидятся! Саша бросилась к шкафу, потом к столику с косметичкой, потом снова к шкафу, а потом глянула на себя в зеркало и ужаснулась. Глаза и щеки горят, а в глазах еще и плещется что-то, очень похожее на безумие.

Представила себе, как Роман переступает порог, а тут она, нарядная и с макияжем в двенадцать часов ночи. Он же ее засмеет! Интересно, что он вообще скажет?

«Привет! Это ты? А я-то думал всю дорогу: ошибся или нет, голос показался знакомым. Ну здравствуй, Эй!». Или, может быть, так: «Хорошо выглядишь, тебе идет этот цвет! Какие у тебя красивые волосы, оказывается…». Может, в глазах мелькнет грусть, и он протянет руку к ее волосам. Темным, густым, длинным, которые она перестала красить и стричь во время беременности, и которые за эти семь лет уже отросли почти до пояса. А может, даже захочет поцеловать… Нет, стоп! Она решительно не готова к такого рода отношениям с женатым мужчиной.

А глубоко внутри один особо звонкий голос кричал: «Неправда, тебе наплевать на его жену, если он захочет, получит тебя где угодно, хоть в кухне, хоть в ванной, хоть на улице». И самое отвратительное, что это была правда.