Но совершенно очевидно было следующее: он – фанат химии и, вне всякого сомнения, один из немногих в среде преподавателей химии, кто может сказать, что это – его наука. И, разумеется, на наших уроках он властвовал, вел себя как король. Почему я так заявляю? Потому хотя бы, что мы никогда не могли знать заранее, что он нам в очередной раз устроит. Это всегда была его чистая импровизация, неизменно удивлявшая нас последующими результатами.
Временами Бандзарт любил припугнуть нас своими искрометными фразами. Например, как-то раз он нарисовал на доске следующую формулу: C>7H>5 (NO>2)> 37 – и сказал: «Берегитесь его! Он может убить всех…»
А вот еще один афоризм: «Кто ищет вечный покой, тот всегда найдет KCN8».
Вот такие лирические отступления порой происходили на его уроках. А преподавал он всегда «для умных». Так иногда и говорил: «Расписывать реакцию я не буду, запишу только, что получилось». Неудивительно, что в нашем классе только Костя имел «5», еще 5—6 человек гордились своими четверками, остальные кое-как ползли на «3», в том числе и я.
На доске Бандзарт рисовал, как правило, множество различных формул, и, что интересно, практически все они включали в себя шестиугольники с кружками – кольца бензола. Вообще, это была его страсть. Бывало, объясняет нам кое-как новую тему, а затем неожиданно обрывает последнюю фразу, берет в руки мел – и давай за свое. Через несколько секунд на доске уже появляется очередная фигура. Далее спрашивает он Костю:
– Это что?
В ответ звучит «чертегознаеткакойбензол».
– Гениально! – восклицает Бандзарт. – Не зря я тут работаю.
И так очень часто. Однажды нам даже пришла в голову мысль: а что, если бы Кости не было в нашем классе? Ни за что, конечно, но все-таки! Или не смог бы он ответить Бандзарту? Неужели тот бы ушел?
Признаться честно, мы даже как-то специально подговаривали Костю хоть раз ответить неправильно. Мол, «какова же была бы тогда реакция Бандзарта?!.. – вот узнать бы!..» Но Костя не поддавался. Он оставался непреклонен и всякий раз отвечал: «Ни за что на свете!»
Нам действительно неизвестно, какова была бы реакция Бандзарта в такой ситуации, но зато все знают, что именно за чрезмерную увлеченность рисованием соединений, содержащих бензольное кольцо, нашего химика стали считать в школе в определенной степени ненормальным, чокнутым и помешанным на своем «творчестве». Тем не менее на уроках, конечно, никто и заикаться об этом не смел, да и обращались мы к нему только уважительно – по имени и отчеству.
В заключение стоит добавить, что пять колов за урок считалось для любого класса, а в особенности для нашего, вполне нормальным явлением, ибо спрашивал Бандзарт всегда очень много, к тому же часто проявлял принципиальность – порой мог поставить «1» и за парочку неверных ответов, которые он считал недопустимыми.
Но вернемся к событиям 2 сентября. Как только Долганов зашел к нам на психологию и сказал, что следующий урок – химия, … все слова, какие только можно было произнести, – эмоциональные и спокойные, культурные и нецензурные, ласковые и убийственные – разом смешались и образовали один огромный базар-вокзал. Вот когда наш психолог, Жанна Юрьевна Конторкина, вполне могла использовать свои психологические навыки и знания!
С большим трудом успокоив нас, она, не без доли удивления в голосе, заявила:
– Как интересно! Вы даже не представляете себе, какой невероятный психологический портрет 11б я могла бы составить сейчас на основании вашего поведения.
Секунды некоторых уроков идут фантастически быстро. Вот мы уже стоим на втором этаже перед кабинетом химии. Правда, Сане явно не стоится на месте: