– Так договорились, стало быть? Чего не справляешься, какую работу делать?
– Ну какую?
– Помогать будешь во всём. Что скажу – изволь выполнить.
– Так я и сейчас помогаю.
Зосима выдохнул из себя раздражение.
– Дело одно есть, которое Алёшка исполнял. С него и начнёшь.
– Что за дело?
– Батоху-бурята знаешь? Он тебя поведёт и расскажет.
– Почему Батоха?
– Не по сану мне говорить о таком. А сделать надо, ничего не попишешь. Чтоб не случилось чего…
Священник поднялся с камня, взял с земли обнаруженную подстилку и зажал подмышкой как книгу.
– Батоха там – повыше, на загорине. Выбери в казёнке куртак потеплее, заплечник возьми. Ичиги, я гляжу, у тебя крепенькие. А я Кириллихе передам, что сегодня не вернёшься.
– Как не вернусь?
– Ступай давай!
Глава 2
Минут на пятнадцать он задержался в пу́стыни – понаблюдать за возведением сруба. С десяток мужиков трудились справно, как муравьи. Одни тягали брёвна вверх по наклонным доскам, другие помогали, тянув изнутри верёвками, перекинутыми через деревянную раму. Несколько раз Никита ловил недовольные взгляды и решил не злить работяг.
Он приоделся в церковной казёнке и двинулся вверх по реке, напевая под нос: «…Выдадут тебе халат с жёлтыми тузами, обольёшься ты, сынок, горькими слезами». Настроение было хорошим. Как он, однако, с Зосимой торговался! Не у каждого получится из священника лишние два рубля вытрясти.
Пологие склоны Эхе-Угунь поросли куцым лесом. Поднимаясь выше, Никита услышал своё имя, но суеверно не обернулся. Нужно убедиться, что окликает живой человек, а не покойник, способный увести с собой или хворь какую нагнать.
– Никитка! – снова раздалось со стороны. – Ники-итка!
Звал Батоха. Пожилой бурят сидел на поваленном дереве. Одной рукой он подносил трубку к бронзовому лицу, другой манил Никиту, как манят чужого коня или одичавшую собаку.
– Сайн байна, Никитка! Драстуй! Даабари дуургэхэ надо нам, – сказал Батоха, – важное поручение выполним. Ваш тайша велел тебя повести.
Никита приблизился.
– Ну так веди, чего сидишь?
Батоха обнажил редеющие зубы.
– Обожди немного, докурить нужно. Потом пойдём.
Бурят указал чубуком на бревно, но Никита остался стоять с сердитым видом. Батоху ничуть не смущало присутствие ожидающего человека. Он попыхивал табаком, щурил плутовские глаза, добродушно улыбался. Наконец он докурил и зачем-то рассыпал пепел по земле, точно корм курям.
– Куда пойдём-то? – поинтересовался Никита. – Что отец Зосима велел?
– Я Лёску водил, теперь тебя. Больше не скажу, сам увидишь.
– Хм… Веди тогда.
Двигаясь вдоль реки, они преодолели около версты и вышли в более широкую долину, с севера окаймлённую цепью гор. Ступая по песчаной почве, Никита призадумался. Куда его направил отец Зосима? И что за дело такое выполнял Алёшка Люблин? Священник отказался рассказывать, и на пятак как-то быстро согласился… Батоха, старый пустомеля, тоже молчит… Мелкое неприятное чувство засвербело внутри – будто волосок в рот попал, а сплюнуть не получается. Ничего, сейчас разговорится Батоха, никуда не денется. Никита спросил бурята:
– А ты, Батоха, никак от охоты отошёл, раз на Зосиму работаешь?
– Как это – отошёл? Нет. Ваш тайша говорит – я выполняю, а так – ангаха. Хэрмэн ловлю в основном – белка по-вашему. А так, и булган – соболь, и корсака, и манула бью. Кабарги струю сдаю – изрядный выигрыш имею… Щас тебя отведу и на хужир солёный пойду, изюбря караулить.
– Без ружья караулить будешь?
– Домой ко мне идём. В юрте возьму.
– Меня отец Зосима к тебе в гости снарядил?
– Сначала домой. Ночевать будем, а утром выше пойдём – туда, где хубшэ тайга.