– Вы правильно поняли мое предложение, – повторил Сайкин. – Возможно, оно показалось вам несколько странным, неожиданным. Ведь так или я ошибаюсь?
Пашков кивнул, словно подтверждая, что предложение действительно странное. Сайкин улыбнулся.
– Я человек откровенный, прямой, изъясняюсь просто, без околичностей. – Сайкин распростер руки, будто хотел обнять Пашкова. – Так вот, вкратце суть вопроса такова: у вас есть товар. Рассказы, повести, романы, ваша писанина, которой некультурный человек разве что печку бы растопил.
Сайкин, заскрипел креслом, встал на ноги, прошелся по комнате и устроился на подоконнике.
– Легче написать десять новых книжек, чем издать одну, уже написанную. Хотя вы и порвали все отношения с издателями, работать вы не бросили. Правда, возникал прозаический вопрос: на какие средства существовать? Чем платить за эту комнату, за свет, нужны и носильные вещи. Не в Африке же мы живем. Финансовый вопрос оставался открытым. Но вы решаете его талантливо, творчески. Садитесь на шею родного брата: он таксист, прилично зарабатывает, пусть поделится с родным человеком из любви к высокому искусству. Он делится, он добрый. Как видите, мне и это про вас известно. Я правильно излагаю?
Пашков вместо ответа неопределенно замычал и глубоко затянулся папиросой.
– Сперва вы для вида, чтобы сохранить лицо, отказываетесь от денег брата. Позволяете ему себя уговорить и наконец соглашаетесь принять помощь, изображая на лице внутреннее борение.
Сайкин встал с подоконника и прошелся по комнате. Пашков продолжал молчать, ему было интересно, много ли знает о нем этот пижон.
– Конечно, вы не дошли до полного иждивенчества. Два-три месяца в году, чтобы не сесть окончательно на шею брата, вы подрабатывали. Трудились дворником, ночным сторожем, кажется, в булочной.
– Были силы, работал дворником, верно, – кивнул Пашков, раздумывая, выгнать ли Сайкина немедленно или слушать дальше.
– Впрочем, к чему я все это рассказываю? Подвожу черту. У меня есть все основания полагать, что в обозримом будущем ни одно издательство не включит ваши произведения в план. Я же предлагаю выгодную во всех отношениях сделку. Предлагаю купить у вас некоторые вещицы, а хотите, сразу все оптом. Постараюсь пристроить их где-нибудь, естественно, под своим именем. В конце концов, какая разница, под чьей фамилией будут опубликованы эти вещи. Это мое первое предложение. За ним могут последовать и другие, не менее интересные.
– А если я откажусь? – Пашков посмотрел на Сайкина с интересом. – Меня, видите ли, вполне устраивает собственный стиль жизни. Хоть он и кажется вам копеечным, жалким, лишенным смысла. Вот вам мой ответ. Я не молод и не хочу жить по-иному. Это во-первых.
– А во-вторых?
– А во-вторых, то же самое. Я уже не молод. Поэтому ничего не боюсь.
Сайкин сделал удивленное лицо.
– Неужели вам не хочется, чтобы публика читала ваши вещи, пусть даже под другим, чужим то есть, именем?
– Почему же, это должно быть забавно. Но я уже свыкся с мыслью, что моим, как вы выражаетесь, вещам уготована не самая лучшая судьба. Теперь это меня уже почти не огорчает. Деньги меня не интересуют. Живу скромно. А брат – мой единственный читатель. Прежде были другие читатели, теперь только он остался. И помогает мне брат, правильно заметили, из любви к искусству.
Пашков хотел сказать еще что-то, но Сайкин, сделав протестующий жест, его оборвал.
– Простите великодушно, но у меня сегодня нет времени, чтобы вести эти споры. – Он вытащил из нагрудного кармана пиджака календарик. – Давайте продолжим дискуссию в любой другой день. Вот хоть бы в следующий вторник. Не в моих привычках торопить события. Подумайте спокойно о моем предложении. Уверяю вас, оно стоит того, чтобы его обдумать. И кстати, не дадите ли мне еще что-нибудь почитать. А то один читатель – это слишком мало. Та вещица, что я сегодня вернул, мне не особенно понравилась, скучная. Нет ли чего-нибудь повеселее?