– А… эти твои религиозные предубеждения, – закатила глаза Алекса.

– Скорее принципиальные вещи. Я не даю клятв, потому что для меня не существует так называемого бога. Но зато я даю обещания, которые, как мужчина, всегда выполняю железно.

– Значит, ты обещал стать крёстным отцом моим будущим детям, хотя на самом деле мне вообще трудно поверить в то, что они у меня когда-то будут. Каким-то нереальным кажется сейчас это событие.

– Всё у тебя будет! И даже больше, чем ты можешь себе представить, – заверил он. – А вообще, я хочу тебя поправить… Обещание обещанием, но я и сам горю желанием взять на себя эту роль. Так что в тот самый момент тебе не пришлось бы об этом просить, было бы достаточно просто согласиться на моё предложение.

– Ну вот, такое течение разговора мне нравится больше, – удовлетворённо скорчила она личико.

– А что, было когда-то по-другому?

– Я о том, что когда мы затронули эту тему в первый раз, ты заподозрил меня в корыстных целях…

– В тех, что ты хочешь привязать меня пожизненно, заполучив в крёстные?

– Да!

– Я и сейчас так думаю, – открыто рассмеялся Феликс и, дурачась, потрепал её за шею.

Частая хмурая задумчивость в потемневших глазах Феликса, его странная зацикленность на своих, только ему одному ведомых мыслях, и его вечная наблюдательная позиция вызывали в Алексе эмоции, которые не остывали ещё и потому, что в этом человеке не было той самой предсказуемости, какой обладали люди более лёгкого, незатейливого и болтливого характера. Напротив, двойственность его натуры, неудержимость, ироничность, безупречный вкус, а также категоричность, скрытность и невозмутимость настолько нравились ей, что Алекса просто не успевала отслеживать его резкие переходы из одного состояния в другое, и уж тем более не могла потерять интерес к его внутренней природе. Единственное, что всегда было в нём неизменным, как молекула ДНК, так это его непоколебимая решительность во всём, чего бы не коснулся вопрос.

До этого дня, который казался одним из жемчужных дней лета, они с Феликсом никогда не отдыхали в окружении лесной природы, как и не гостили на её даче, расположенной в недрах соснового бора, неподалёку от прекрасных видов на серо-голубой Финский залив. Неоднократные размышления Алексы над тем, чтобы пригласить его в загородный дом оставались лишь на уровне её мыслей, не произносимых вслух по причине того, что их совместное времяпрепровождение, происходившее в многолюдных и шумных местах, не могло быть истолковано превратно, в отличие от мест тихой уединённости. И всё же, отбросив все сомнения и оставив предрассудки, Алекса решилась провести с ним время вдали от города, в местах чистейшего воздуха, и в абсолютно естественной для себя манере озвучила ему своё предложение. Расценив эту идею, как прекрасную возможность чуть лучше узнать друг друга и не видя в этом никакой подоплёки, Феликс мгновенно приободрился, и уже через полчаса они стояли на Балтийском вокзале, изучая расписание поездов.

– Мы не успеем. Наша электричка отходит через пять минут, – расстроилась Алекса, глядя на длинную очередь у кассы, – следующая будет только через полтора часа.

– Сейчас решим, – он бегло взглянул на толпу людей, примыкавших друг за другом к кассе, и решительно направился к девушке, чья очередь подошла обращаться за билетами. Моментально на его губах заиграла улыбка, и он с изысканными манерами заговорил с ней, близко наклонившись к её уху. Изворотливая девушка сначала взглянула недоверчиво и претенциозно, но уже через мгновенье её лицо преобразилось в карамельную любезность, и она, хихикнув, пропустила его перед собой, отстранившись от окна. А ещё через несколько секунд Феликс, провожаемый взглядами нетерпеливой и слегка возмущённой толпы, спешил к Алексе с двумя билетами в руке.