– Почему ты замолчала? – в его голосе появились трогательные нотки. – Я слушал так, будто попал под гипноз.

Несмотря на то, что она всегда останется неизвестной внучкой, для которой судьба этих людей окутана глубокой тайной, она всё же говорила о них так, что её щёки вспыхивали, будто она сама пережила часть этих событий. Наблюдавший за её живыми, переливающимися, будто сотни цветных стёкол, эмоциями, Феликс неожиданно подался вперёд и поднялся с дивана.

– Значит, поступаем таким образом… – предложил он, – я сейчас спущусь вниз, принесу чего-нибудь вкусного, а когда вернусь, ты мне расскажешь, что было дальше.

– А что именно тебя интересует?

– Теперь меня интересует и всё остальное… – с мягкой серьёзностью заверил он.

Они и не заметили, как пролетело время, и свет за окном превратился в черноту. Лёгкий треск в камине приятно воздействовал на слух, погружая их в новое настроение. Феликс поднялся с дивана и, подойдя к догоравшему огню, взял несколько поленьев и подкинул их в горящие угли, которые, тут же охватив пламенем дерево, разогнали по комнате тепло. Вернувшись на диван и откинувшись на мягкую подушку, он с жадным наслаждением посмотрел сначала на камин, а потом в её глаза.

– Отгадай, кого я недавно видел?

– По всей вероятности, это была приятная встреча, раз ты говоришь об этом с такой улыбой.

Повеселев ещё больше, Феликс отхлебнул из фужера и полностью развернулся к ней, готовый ненадолго переключиться от огня к разговору.

– Свою бывшую подружку? – предположила она, зная, что воочию она видела лишь Риту, а остальных могла только перечислить по выдающимся и редким именам, которые время от времени высвечивались на дисплее его телефона, так и оставаясь «непринятыми звонками».

– Это больше по твоей части… – намекнул он.

Получалось несправедливо – он знал о её бывших отношениях гораздо больше, чем она о его коротких интрижках. И поэтому, когда она пыталась проникнуть в подробности его романтических отношений, он как-то безэмоционально и вяло отнекивался, заверяя её в том, что это настолько несерьёзные и бесчувственные увлечения, что обсуждать их и набивать цену тому, что её не имеет, дело бессмысленное.

– Не томите, Феликс Дрекслер! – с детской непосредственностью попросила она.

– Феликс Дрекслер? Что за баловство? Ты рискуешь быть защекоченной до смерти!

– Спокойно! – выставила она перед ним защиту из двух ладошек. – Я сдаюсь! Просто назови мне имя, и спор будет исчерпан.

– Вчера в центре города я случайно встретил твоего Руслана.

– Ясно… – даже слегка расстроенно отозвалась она. – Ну и как он поживает? – спросила она на автомате, хотя давно уже изжила из своего сердца все воспоминания о нём.

– Да он всё такой же. Блатной, худой, руки в карманах, походка эта его расхлябанная. Фраерок, короче! Или нет… «Я московский озорной гуляка!» – фальшивым голосом пропел Феликс и разразился смехом, скорее даже не над её бывшим, а над своим отсутствующим слухом и голосом.

Тихонько улыбаясь, Алекса с недоумением посмотрела на своего весёлого друга.

– Да… признаться честно, ты первый человек, кто стал свидетелем моего бездарного вокала, – сглатывая последние остатки смеха, сказал Феликс. – Запомни, свой позор я открыл только тебе.

– Иногда у тебя очень даже неплохо получается… – польстила она ему и чуть не прыснула со смеха, припоминая похожие вокальные моменты.

– Не вспоминаешь уже о нём? – как всегда с тонким намёком на беспокойство о её душевном состоянии поинтересовался Феликс. – Ты была так сосредоточена на этих отношениях…

И, действительно, его слова сыграли свою роль, и воспоминания о давно ушедшей влюблённости нахлынули на неё, как памятные кусочки её личной истории.