Наверное, все идет из головы, предположил Сет. Желая выглядеть сильной в глазах других, она сумела убедить окружающих. Вот только это не иллюзия. Нина на самом деле сильнее других девчонок, более крупных, а также некоторых парней, как она сама заявила в том диалоге в раздевалке.

Сет видел, как она бросает копье, как от ее удара взрывается волейбольный мяч, как она поднимает на руки Отто и даже подбрасывает в воздух, с какой скоростью бегает спринт, как взбирается по канату, гнет вилки и ложки в столовой от скуки, и многое другое. Жаль, до сих пор не довелось увидеть ее на льду.

Сет слушал, как они с Отто болтают, словно бы его нет рядом, но лишним себя не чувствовал. Интуитивно он понимал, что сейчас они разговаривают для него. И радовался, что Нина пришла в приподнятое расположение духа, несмотря на присутствие постороннего. Похоже, ее настроение напрямую зависит от количества пищи в желудке. Это стоит зафиксировать в памяти.

Дополнительным признаком насыщения была еще одна крошечная деталь, которую Сет давно заприметил еще на фудкорте, – контур ее губ темнел, словно обведенный карандашом, всякий раз, как Нина поест, и возвращался в норму в течение следующего урока. Сету нравилось смотреть, как кровь приливает к внешнему краю губ, вынуждая ее облизываться, словно кошка.

Уходить не хотелось, и он молился, чтобы о нем забыли, не стали напоминать, что пять минут давно истекли. Но Нина и Отто не думали его выпроваживать. Наоборот, войдя во вкус, они повели его за собой – показывать гараж. Даже не столько гараж, сколько хранящиеся в нем ранее найденные детали, странные полусобранные механизмы и неисправные устройства.

Это была настоящая экскурсия. Гиды все время шутили о чем-то локальном, непонятном Сету, и временами переходили на русский. Складывалось ощущение, что оба распускают хвосты, чтобы впечатлить посетителя. Ридли польстила эта догадка. Он скромно следовал за ними, пригибая голову, чтобы не стукнуться о потолок. Отто едва сдерживался, чтобы ему не подмигнуть.

– Что такое [mudozvon]?

Нина и Отто остановились, переглянулись и загоготали. Как будто отражения друг друга, они все делали синхронно.

– Не что, а кто, – поправил Отто. – Охранник свалки, который чуть не подстрелил нас солью однажды.

– А что смешного? – нахмурился Сет.

– То, как ты это произнес, – объяснила Нина. – [Mudozvon] означает мудак.

– Ну, не совсем, – уклончиво заметил Отто, и они снова заржали, держась друг за друга, чтобы не упасть.

– Я бы выразился точнее – плохой человек со звенящими яйцами. Только не спрашивай, что в этом обидного, мы сами не в курсе.

– Это русский? – Сет сделал вид, что не знает, но при этом очень догадлив.

– Он самый, – Нина все еще боролась со смешками.

Берет самое лучшее от всех намешанных в ней кровей, мимолетно заметил Сет. Как ни странно, никто не пытался его спровадить. Как будто ему можно остаться с ними до вечера. Чего, конечно же, он не мог себе позволить ни в одном сценарии. Интересно, сколько времени прошло с момента, как он подъехал сюда?

– Там пицца осталась? Давайте доедим. Сет, ты еще не уезжаешь? Тогда послушайте, что я вам сейчас расскажу.

Они снова уселись и взяли по последнему кусочку. Сет напомнил себе, что не платил за эту еду, и должен будет либо угостить в ответ (заманчивая перспектива), либо вернуть Отто часть денег и закрыть оплату своими.

Рассказывая что-нибудь, Нина увлекалась своей речью и неизбежно начинала жестикулировать, выдавая в себе итальянскую кровь, пылкую, громкую, склонную к экспрессии. Даже если обе руки были заняты, это не мешало ей выражать эмоции, размахивая вещами. Она вряд ли замечала, как движения тела сами собой аккомпанируют рассказу. Будто определенные слова физически невозможно произнести, не шевельнув кистью.