Но все это оказалось детскими шалостями рядом с таким жутким выходом, и тем, что он видел собственными глазами.
– У него что, как у Горыныча было две головы, – поинтересовался Игнат у Тараса, он тоже был озадачен. Бес никак не мог понять, что в этом зале происходит с ними со всеми.
– Три головы, – отвечал Тарас.
– Ты это о чем, – как и герой, бес теперь соображал все хуже и хуже.
– Я о Горыныче, у того было три головы, но и здесь чертовщина какая – то творится, невооруженным глазом видно.
– Да уж, без нас не обошлось.
Но больше ничего они сказать не успели, потому что Он уже обращался к Чацкому, и спрашивал его о последнем желании.
– Если уж голову ты потерял, то проси и нас о чем-то, дорогой мой, все исполним, не сомневайся.
И знал Александр Андреевич, как опасно бывает чего – то желать, только он понял, что ему терять все равно уже нечего было, потому и попросил он.
– Танец Саломеи, пусть она танцует в последний раз.
Видно, он решил, что классический вариант развития сюжета самый лучший и безопасный. Только тот, кто на его голову и на него взирал, думал совсем о другом. А еще говорят, что Чацкий очень умный. Вместо того чтобы мудрости, как древний бог, попросить, если уже чем-то пожертвовал, ему нужен танец обнаженной девицы.
– Он сумасшедший, – выдохнул Мессир, и эти слова стали повторять все, кто с разных сторон стояли вокруг.
Впрочем, они быстро расступились, обнаженная девица влетела в этот круг.
Она была чуда как хороша, даже черти завосхищались, а новый царь Ирод, потерявший голову еще до танца, забыл о Софье, о любви, и обо всем, что не давало ему покоя еще минуту назад, даже о том, что голова его уже красовалась на блюде. Так на него танец этот дьявольский подействовал сильно.
Она танцевала, а он самозабвенно любовался ею. Вот что значит сила искусства.
– Пошли, – толкнул Игнат Тараса, он знал, что тут больше ничего интересного не будет, все уже случилось, но мир огромен, им многое еще хотелось увидеть и узнать.
Филоложка 5 О том, как черти с одного бала попали на другой, что там увидели, и как они спасали Ленского от друга, с которым и врагов не надо
Чтобы далеко не уходить от романа века, и посмотреть, как тот герой поживает, и наведались они в старую усадьбу, где, судя по словам местных бесов, проходил другой бал.
– Вот и чудненько, – радовался Тарас, – будет, с чем сравнить.
И надо сказать, что в усадьбе Лариных им понравилось значительно больше, чем в доме Фамусова, где пришлось даже обидное оскорбление вытерпеть.
Они попали в разгар бала, когда увидели танцующего с Ольгой Онегина и смертельно обиженного поэта. Ревность – страшная сила, она возникает порой на совершенно пустом месте и сжигает поэтическую душу дотла, разве этого не знает тот, кто клялся ему в дружбе совсем еще недавно?
Разбираться в том, из-за чего и что случилось, ни времени, ни желания у них не было. Но и на суде под присягой они могли подтвердить, что Ольга не изменяла поэту. Даже они не поняли, из-за чего эта глупая ссора возникла. О времена, о нравы, что говорить обо всех остальных, из-за чего весь сыр бор, и как Онегин втянутым в дуэль оказался.
– Хорошо, этот поэт, – рассуждал вечером в усадьбе у пруда Игнат, – но тот- то куда смотрит.
– А тот игрок, да и правила теперь такие, – пояснял им Водяной, он вылез приветствовать чертей и поболтать немного с ними, – не может он от дуэли отказаться.
– А если он его шлепнет? – не выдержал Тарас.
Он до сих пор молчал, но теперь насторожился, весь напрягся.
– А он и убьет, только это для него ничего не поменяет.
– И никак нельзя остановить, – наступал Тарас на Водяного.