Ора молча убрала со стола, потому как никому не шел кусок в горло, да и забыли все о еде. Пришедший к вечеру пузатый и несуразный дучь Качис, наставник целительства и травничества, не отказался от блюда тушеного мяса, но и его сопение и чавканье аппетита ни у кого не вызвали. Ночь прошла спокойно, незадачливый охранник сладко похрапывал на вынесенном на воздух топчане, а рано утром навалились новые заботы.

Сонного Качиса сменил серокожий наставник Туск, который, видно памятуя о своем хеннском происхождении, не преминул поклониться Тиру. Из чего Марик заключил, что Насьта не выдумал слухи об интересе хеннов к сыну последнего великого тана, но расспрашивать специалиста по оберегам и амулетам не стал.

Голод взял свое: завтрак прошел в молчании, разве только Илька решилась подойти к Тиру, молча сдвинула рукав на его руке и приложила к ранке листок дорожной травы. Парень глубоко вздохнул, и Марик вдруг подумал, что Тиру нелегко приходится сдерживать себя, ведь давно уже положил он глаз на свою почти сестру. И еще баль подумал о том, что, если бы много лет назад Ора не осталась ждать своего избранника у далекого дома на берегу прозрачной Ласки, кто его знает, остался бы он сам жив?

Утром Рич с молчаливого одобрения Марика не пошла в школу, а вместо этого вслед за Насьтой, устроившим показательную чистку всего имеющегося у него оружия, включая пересчет полнящих тул стрел, занялась старинным мечом собственной матери, притрагиваться к которому баль разрешал в редкие дни. Теперь ей разрешение не требовалось. Тир, как обычно, разровнял песок, подтянул навес над столом, подмел опавшие от жары листья одра, побрызгал на каменные плиты водой и тоже вытащил из оружейной простой хеннский меч, который вручил ему Марик еще лет пять назад. Так и вышло, что к полудню каждый из находящихся во дворе, кроме погруженных в хозяйственные заботы Оры и Ильки да перестукивающихся потешными деревяшками братьев, занимался оружием. Даже Туск и тот перестал перебирать многочисленные амулеты, которые свешивались с его серой шеи, и принялся надраивать куском войлока самый крупный из них.

– Ну воинство, что скажете насчет недолгой прогулки?

Баль поправил на плече диковинную глевию, которую редко вытаскивал под лучи Аилле, погладил резную рукоять драгоценного меча, выполненного лучшим мастером ремини, и дал знак Рич, Тиру и Насьте следовать за ним. Ора тревожно замерла, остановив жестом рванувшихся было за отцом братьев. Илька испуганно прижала к губам ладонь, но Марик только подмигнул дочери.

– Рано прощаться еще, рано! И ты, хенн, присматривай тут за слабыми да малыми!

Туск степенно кивнул, и небольшой отряд выбрался на прокаленную светилом пустынную улицу, чтобы через недолгое время распахнуть тяжелые двери главного зала храма Мелаген, к уборке которого Рич так и не успела приступить. Тут баль и начал долгий рассказ.

Ни слова не проронили ни Рич, ни Тир, пока текло неторопливое повествование, и, когда оно закончилось, повисла долгая пауза.

– И что я ему должен буду сказать? – наконец спросил Тир, который ощупал каждый изгиб черных камней над следом давнего колдовства.

– Ты говоришь о своем отце? – крякнул Насьта, отрывая от губ дудку.

– А что, друг ремини, твой отец тоже направляется в Скир? – нахмурился Тир.

– Нет, спасибо Единому! – сделал испуганное лицо Насьта. – Только ведь тут дело такое: я бы на разговор особо не рассчитывал. Вряд ли некогда великий тан сможет тайно пробраться в столицу, но если и проберется, так не разговоры с тобой разговаривать будет! А если и собирается поговорить, то не здесь. Будь я на его месте, огрел бы тебя по башке или, того лучше, подсыпал в еду зелье да увез туда, где тебя никто не найдет, а уж там и поговорить попытался бы. Вот такушки, приятель!