Боже, какими словами обзывал Рашид Амира… Неудивительно, что теперь они не общаются.

С каждым новым днем мы с Расулом теряли близость. Он отдалился от меня. А потом просто уехал…

Провалившись в поверхностный сон, вздрагиваю, когда мы плавно останавливаемся. Тело бьет лихорадкой. Кажется, что в салоне очень холодно. Это, скорее всего, от недосыпа, но ощущается неприятно.

– Платная дорога, – негромко сообщает Буба. – Транспондер. Едем дальше.

Снова смотрю на Расула. Закусив губу, словно маленький воришка, быстро изучаю спящее, мужественное лицо, широкие плечи, сложенные на груди руки с длинными ухоженными пальцами и широко расставленные колени.

– Спи, Таня, – не открывая глаз, уверенно приказывает.

Я в душе шиплю, словно дикая африканская кошка. Как у него получается выводить меня одним словом из трех букв? Просто «спи»! И я, мать твою, в бешенстве! Даже с учетом того, что разучилась перечить мужчине за эти годы.

– Я замерзла, – хоть как-то оправдываю свое любопытство.

Грудь Расула становится в два раз больше от громкого вздоха. Наклонившись, он снимает кожаную куртку и передает мне.

– Надень.

– Спасибо тебе, – шепчу, укутываясь в тепло его сильного тела.

Сердце щемит.

– Спи! – снова выводит меня из себя.

– Конечно! – закатываю глаза и цокаю. – Спасибо за подсказку, что мне делать. Этого, знаешь ли, в жизни очень не хватало…

Защелкиваю рот на замок, обнимаю мягкую ткань куртки и всячески сдерживаюсь, чтобы больше не язвить на невозмутимый густой смех, распространяющийся по салону.

Ближе к обеду мы делаем остановку у придорожного кафе где-то за Воронежем. Буба покупает себе бизнес-ланч и садится за отдельный стол. Я не настаиваю. Наверное, у Расула с его работниками так принято.

Я выбираю куриный суп для себя и для сына. А потом ловлю флешбэки из дубайского прошлого, пока Расул все это оплачивает своей картой. Куда бы мы ни ходили и где бы не появлялись, я никогда не позволяла платить за себя.

Это было мое главное правило: ни от кого не зависеть финансово. Вообще ни от кого не зависеть.

Грустно усмехнувшись, снимаю с сына куртку и вешаю ее на спинку стула. Кто бы мог подумать, что через три года, я буду не только безропотно принимать помощь Расула, но и радоваться этому, как бездомный щенок.

Кто мог такое подумать?

– Суп? – морщится Лука. – Фу-у…

– Он самый, – отвечаю тихо. – Поешь, пожалуйста.

– Я не хочу суп!

Набрав побольше воздуха в легкие, выдыхаю его малыми дозами, и ровным голосом объясняю:

– Лу, мы весь день будем в дороге. Возможно, полноценно поужинать уже не сможем, поэтому нужно съесть теплый суп. Пожалуйста…

– Я не хочу суп!.. Не хочу, мамочка!

– Лука, пожалуйста…

– Не хочу!

Расул, поставив поднос с едой перед собой, внимательно наблюдает за нашей перепалкой, а потом придвигает тарелку с супом и коротко приказывает моему сыну:

– Ешь.

Я изумленно наблюдаю, как маленькие глаза сначала наполняются удивлением, а затем округляются в каком-то благоговейном страхе. Уже через пять секунд Лука хватает ложку, черпает бульон и… ест!

Расул тоже приступает к еде.

– Просто феноменально, – шепчу под нос, оглядываясь по сторонам.

– Что, Таня?

– Как у тебя это получается? Со всеми!.. Без исключения.

Он, вместо того чтобы раскрыть секрет, серьезно кивает на мою тарелку и повторяет:

– Ешь.

– Спасибо.

Прикрыв глаза от удовольствия, наслаждаюсь теплой пищей и свежеиспеченным белым хлебом. Улыбаюсь девушке на раздаче и смущаюсь, когда она задерживает взгляд на моей щеке, а потом недобро смотрит на Хаджаева.

Боже. Она думает, что это он меня так уделал?

Отворачиваюсь, чувствуя, что все настроение катится в трубу. Вся моя жизнь теперь как качели. Радуешься солнцу – и тут же чего-то боишься. Наверное, все преступники в бегах так себя ощущают.