Харви смотрел, как Рекетт стягивает брюки вместе с заляпанными трусами. У Рекетта был большущий обрезанный «петух», и Харви неожиданно подумал: а что, интересно, происходит с членами, когда мужчины умирают. Кто-то рассказывал ему, что повешенные умирают с эрекцией. Рекетт несколько раз прицелился своим «петухом», прежде чем запихнуть его в спортивные трусы.

– Мэтлок в субботу прошел полный курс наук, – объявил Уоллс-младший.

Остальные с удивлением посмотрели на него.

– На полную катушку? – поинтересовался Дейкр.

Уоллс-младший кивнул.

– Не может быть. – В голосе Хорстеда слышалась зависть. – Как это ему удалось? Он же не выходил из танцевального зала.

– Он говорит, что проделал это, когда девчонки уже собрались уходить, перед тем как подошел автобус.

– Где?

– Да тут.

– Ерунда!

– Небось просто перепутал божий дар с яичницей.

– Я думаю, он говорит правду, – сказал Уоллс-младший.

– И как все прошло? – с интересом спросил Харви.

– Он всю неделю волновался, чуть не заболел, говорит, что пользовался резинкой, а она соскочила прямо в ней, и его корабль дал течь.

– Ну и задница, – сказал Пауэлл.

Хорстед подмигнул Суайру:

– Ты же перепихнулся с той птичкой, которую приводил на вечеринку к Рекетту на Пасху? Как ее зовут?

Харви покраснел и ничего не ответил.

– Почему ты никогда не говоришь об этом, Харви?

– Эй, кончайте, мы уже опаздываем. – Дейкр постучал по наручным часам и сунул под мышку крикетную биту.

Харви снял с крючка над головой свитер для крикета.

Бирка с его именем оторвалась и теперь держалась всего на одном стежке. Он некоторое время смотрел на нее: мелкие красные буковки на белом фоне: «Х. К. Э. Суайр»; на него нахлынули грустные воспоминания. Его мама пришивала метки в маленькой комнатке наверху, слушая, как всегда, пьесу по радио, она гладила, склонив голову набок, светлые пряди волос свешивались на одну сторону, красивое лицо ее выглядело немного усталым и печальным.

Интересно, как она сейчас. Иногда он ощущал ее присутствие. Недавно, на каникулах, она была в его комнате – он делал свои эксперименты, и, можно сказать, она отнеслась к этому одобрительно. Когда она была жива, он никогда не разрешал ей смотреть на свои опыты – знал, что она брезглива. Но теперь она мертва, так что все нормально.

– Эй, Харви, ты идешь?

Он схватил свою биту, и все с грохотом затопали по каменному полу и дальше вниз по дорожке к навесу из рифленого железа, где стояли велосипеды.

– Быстрее пешком дойдем, – заметил Пауэлл.

– Играем с «Горизонтом», ух и зададим им жару!

– Не гони, – сказал Дейкр, – ты тащишь наши биты. – Он вывел свой белый гоночный «клод батлер», ловко оседлал его и двинулся прямо на Харви, изо всей мочи звеня в звонок. – Эй, Харви, что с тобой? Сегодня ты засыпаешь на ходу.

– Он всегда засыпает на ходу, – съехидничал Пауэлл.

Велосипед задребезжал, когда Дейкр описал круг по неподстриженной траве и, промчавшись вдоль боковой стены дома, не оглядываясь, выехал на улицу. Потом сделал крутой вираж и вернулся обратно.

– Поехали, через две минуты у меня жеребьевка.

– Ну и жеребись себе, – отозвался Пауэлл.

Харви взобрался на свой синий «роллей» и, не сразу поймав крутящиеся педали, неловко сунул ноги в крикетных бутсах в лямки. Дейкр бросился его обгонять, Харви с досадой свернул с дороги, и ему в нос ударил резкий запах «Брута».

– Харви, кто последний, тот дурак! – И Дейкр изо всей мочи ринулся вперед.

Харви притормозил, услышал, как заскрежетала цепь, и, тяжело нажимая на педали, поехал за ним вдоль боковой стены дома. Дейкр вылетел на улицу. Харви, давя на педали, кинулся ему вслед и вдруг услышал рев автомобильного гудка.