– Ария, – строго говорит Олдос. – Сядь на место. Ты привлекаешь внимание. Хочешь неприятностей?

Я немного успокаиваюсь и понимаю, что веду себя глупо и неуважительно. Виновато опускаю глаза и возвращаюсь на прежнее место. В центр стола кладу перышко, больше я не хочу его скрывать. Олдос берет голубиное перо двумя пальцами и внимательно его рассматривает. Затем подносит к носу и нюхает. Мы удивленно за ним наблюдаем.

– Это настоящее перо, – восхищенно вздыхает он.

– Олдос, – говорю я. – Что там за стеной? Вы ведь знаете, да?

Он встает со стула, подходит к полке и берет с нее старую потрепанную временем книгу. Затем возвращается к столу, открывает ее и наклоняется вперед, делая вид, будто что-то хочет показать. Мы следуем его примеру и кучкуемся. Наши головы оказываются в центре. Наверное, со стороны мы выглядим, как заговорщики.

– Я не имею права говорить вам об этом, – шепчет Олдос. – Если кто-то узнает о том, что я вам сейчас поведаю, меня убьют в тот же день. Так что если не хотите, чтобы я замолчал навсегда, я попрошу вас никогда и никому не рассказывать об этом. Я очень рискую, Ария. И если ты хочешь знать правду, ты должна раз и навсегда распрощаться со своим максимализмом. Пообещайте, что наш разговор никогда не выйдет за пределы этой комнаты?

Олдос кладет руку на стол ладонью вверх и напряженно смотрит на меня. Инстинктивно вкладываю свою ладонь в его, после этого Виктор и Эль накрывают мою кисть своими руками. Ручное объятье замыкает Олдос. Вторую руку он кладет поверх этой пирамиды и крепко сжимает. В его глазах тяжелая задумчивость и страх.

– Я обещаю, что никогда не выдам вас, – шепчу я.

– И я, – шепчет Ария.

– Я тоже, – вторит нам Виктор.

– Хорошо, – отвечает Олдос.

Наши руки размыкаются, и каждый возвращается на свой стул. Олдос показательно улыбается и мы, как и он, натягиваем на себя невозмутимые маски. Замечаю на себе взгляд папы из нашей квартиры. Выглядит он взволнованно. Машу ему рукой и подмигиваю. В ответ он делает неопределенный жест рукой и возвращается к своим делам. Бегло оглядываю остальных соседей и не замечаю никакой подозрительности. Это меня немного успокаивает, и я возвращаю свое внимание к нашей кулуарной беседе.

– Я буду говорить тихо, – произносит Олдос. – То, что вы услышите, вероятно, повергнет вас в шок. Но вы не должны выдавать свои эмоции, какой бы страшной не показалась правда. Улыбайтесь, делайте задумчивый вид, что угодно, но только не показывайте соседям свой испуг. Никакой паники, не теряйте самообладания.

– Мы поняли, Олдос, рассказывай уже, – перебиваю я, и сразу же ловлю его укоризненный взгляд.

– И будьте терпеливы, – отвечает он, хмуря брови.

Мне снова стыдно за свою несдержанность. Его слова о страшной правде меня пугают, но одновременно задорят. В глазах моих друзей замечаю неподдельный интерес.

– Я многое рассказывал вам о том, каким был мир до Третьей мировой войны, из-за чего все началось, как погибло население планеты и о том, как оставшиеся выжившие собрались в этом городе и начали возрождать жизнь с нуля. Не всё из моих историй было правдой. И есть вещи, которых детям лучше не знать. Никому об этом не стоит знать. Кроме Совета. Из года в год, из поколения в поколение мы вынуждены передавать людям ложные сведения об истории разрушения и воссоздания мира. Советники – узники своих знаний. Мы знаем слишком много, но вынуждены молчать. Наверное, пришло время поделиться с вами настоящей правдой.

Олдос глубоко вздыхает и улыбается. Мы следуем его примеру. Показываем случайным и неслучайным наблюдателям, что нам весело, что старый сосед забавляет нас своими безобидными байками. А в это время все внутри переворачивается.