Наверное, вот сейчас я бы легко уснула. Состояние после разговора - словно меня переехали катком: ни моральных сил, ни физических, дикое желание не думать и не анализировать, ибо я, как всегда, говорила не то и не так, могла бы лучше и увереннее... Проще в такие моменты остановить время, выпасть из жизни. Просто вырубиться лицом в подушку, заглушая собственные рыдания и не пытаясь бороться с поглотившим внутренний мир мраком. А через пару часов проснуться, встать, когда наконец схлынет эта удушающая волна чувств, обычно оставляющая после себя лишь грязь, щепки и тину на берегу души...

А почему бы и нет, собственно?

Поднялась на ноги. Устало прошоркала в комнату, сходу свернула в спальню сына.

- Макс, я прилягу на полчаса. Нехорошо себя чувствую, - я даже не посмотрела на него, опасаясь встретить в его взгляде непонимание или осуждение. - Тебе если пора - ты иди. Только хоть иногда пиши, что у тебя всё хорошо...

- Мам! - Макс позвал с такой тревогой в голосе, что меня невольно затопило глубокое чувство благодарности за его неравнодушие. - Может, помочь чем? Ну хоть... - энтузиазма в его тоне явно поубавилось. - Хоть посуду на кухню перенести...

Смешной. И напрягаться не любит, да. Но порыв я оценила...

- Перенеси, - я уже повернула ручку, открывая тёмную комнату, где температура оказалась гораздо ниже - я снова забыла закрыть форточку после проветривания. Впрочем, тем лучше... - И стол на место поставь, сынуль. Больше ничего, - я всё-таки оглянулась. - Толкни, когда уходить будешь... И спасибо, Макс...

Оставив приличную щель, чтобы не пропустить момент ухода сына, я прямо в одежде легла на край кровати. Поджала внезапно замёрзшие ноги, свернулась калачиком, закрыла глаза...

Перед внутренним взором навязчиво встал образ Игоря. Букет в его руках...

Какая-то неуловимая граница сна и реальности, смешанная с отчаянными слезами и теснившимся в груди теплом.

Слышала сквозь полудрёму, как собирается Макс, как что-то говорит сестре, тихо заглядывает ко мне в спальню...

- Я ушёл, ма...

- Счастливо... - я даже не открыла глаза, просто не в силах вынырнуть из этого забытья.

Господи, вот откуда это бессилие от общения с бывшим мужем? Всегда, словно Игорь нарочно звонит только для того, чтобы выжать из меня последние соки. А я в свою очередь не могу найти в разговорах с ним то, что мне так отчаянно необходимо... Я сама не знаю, не понимаю, что хочу услышать от него, но будто отчаянно жду чего-то...

Нет, сейчас мне хватило его звонка. Хватило для очередного удовлетворения каких-то собственных потребностей и чувств. Хватило настолько, что дождавшись сообщения Макса о том, что он благополучно встретился с друзьями, и они уже пришли по нужному адресу, я успокоилась окончательно. Просто расслабилась, слушая, как Катя что-то напевает в комнате, распаковывая очередной подарок...

Игорь помнит о нас. Обо мне... Даже сегодня, когда за окном праздник, а в его доме полно народу, он названивает именно сюда... Это приятно. Просто по-женски эгоистично приятно, да. И почему-то щекотно-трогательно, больно и жалобно одновременно...

***

Дурацкий отвратительный сон. Словно здесь и сейчас, словно на простыни ещё остался его родной мужской запах... По ощущениям - всего несколько месяцев после того, как он ушёл. Странно, Игорь сделал это осенью, но мне снилось лето... Чей-то дом в деревне, и мы случайно пересекаемся в гостях... Он один, без неё. И я униженно хожу за ним повсюду, восторженно улыбаюсь, пытаясь привлечь его внимание. В какой-то момент чувствую себя победительницей, уже получившей долгожданный заветный приз, когда Игорь наконец оказывается в миллиметре от меня, приобнимает за поясницу своей горячей ладонью, неторопливо задирает летнее платье, ведёт пальцами по моему бедру, покрывшемуся мурашками... Но мир разрывается на тысячи осколков, когда он внезапно останавливается, смотрит мне в глаза с равнодушным сожалением, качает головой и произносит одними губами "Нет, у меня не получится. Я не буду участвовать в этом, извини", отворачивается и уходит... И там, во сне, больно так, словно никогда прежде я не ощущала этого унижения, не испытывала этой обиды, не тонула в этой безысходности, словно всё заново, будто по уже чуть затянувшемся уродливому шраму скользит тонкая острая бритва, вспарывающая воспаленные края кожи и вновь выпускающая наружу алую тёплую кровь...