– А потом спал?

– Ну, полежал чуть-чуть, потом заснул.

– Да нет, я не о том. Ты проснулся сразу, а бывает тоже снится кошмар, просыпаешься, ну думаешь все, а на самом деле спишь еще, вот у меня было, не помню что там сначала, тоже что-то такое, просыпаюсь – лежу в постели, поднялся, а уже светло, думаю, вставать надо, взял у очага кувшин с молоком, наливаю, а там жижа какая-то зеленая и шевелится. Я у сестры спрашиваю: «Это что?», та: «Да это доятся так теперь». Я пошел к скотине и смотрю, на самке дойной пауки какие-то сидят, и она уже вся в паутине, ну и там дальше пошло…

– А бывает наоборот, – сказал Шага, – что-то снилось, может, и не кошмар, вообще сна не видишь, просыпаешься по-настоящему, а потом снова засыпаешь, и кажется, что встал, идешь куда-то. У меня один раз вот так было, только я не встал. Проснулся поздно, а договаривался с отцом, что с утра пораньше поднимемся, он в Степь собирался, а я подготовиться помогу. Просыпаюсь – один, надо подниматься, день уже, неохота, я глаза закрыл, думаю, еще чуть-чуть полежу и буду на дверь смотреть время от времени, если зайдет кто, сразу из-под одеяла вылезу. Валяюсь, на дверь смотрю, жарко, думаю сейчас вставать буду. И тут постель моя взлетает и меня в крышу вжимает и давит. Я глаза открываю, лежу раскрытый, двери из такого положения вообще не видно, меня колотит.

– И что дальше, спал?

– Да какое спал, вскочил, побежал есть да бате помогать.

– Интересно, как вы все, пацаны, рассказываете, – Пипа опять вылез. – А я можно тоже. Можно? Спасибо. Мне тоже снилось: пошел я за водой по зиме, зашел в какую-то другую деревню. А там старик влетает, который меня предупреждал не ходить, и орет: «говнолицие, говнолицие», а мне так страшно, и я смотрю, а у него самого лицо в дерьме, – Пипа закончил и, победоносно, нагло улыбаясь, посмотрел на Ушастого.

Чий подошел к нему сбоку, сделав серьезное выражение.

– Ну-ка, погоди, – он провел пальцами ему по лбу, потом поднес их ближе к себе и понюхал. – Слушай! – он резко испугано вздохнул. – Да они же тебя зацеловали.

Вокруг засмеялись. Все разом. Его хлопали по спине. Чий, не ожидавший такой реакции, оглянулся.

Чуба не просто рассмешило, он повалился на корточки, держась за пол, зажмурившись, трясся от хохота. Его пытались звать – он не отвечал. Потом остановился, открыл глаза: «Бля… Пипа», – и опять, трясясь, повалился на пол. Смеялись долго. Потом на эту тему стали шутить. «Пипа Говнолиций» – «Да он лазутчик ихний, они его к нам заслали».

Чуб, придя в себя, подошел к нему, положил руку на плечо – «Это был не сон». – «Да не пацаны, че вы, какая деревня, просто тут получилось как – все обычно утром умываются, а он ночью, свет зажигать лень, и он иногда в темноте дорогу перепутает и идет к выгребной яме, и там умывается. А так-то он чистоплотный, в смысле, всегда умывается, каждую ночь.

Пипа тоже ухмылялся, скалился, пытался шутить. Его все равно не слушали.

– Да ладно, хватит, уже самим не смешно, умные шутки закончились, из себя давите.

– Умываешься, да? – Чуб продолжал смеяться.

– Да, да, умываюсь. Весело? Это уже даже не по второму разу. Что, шутка, повторенная трижды, втройне смешная?

– Сам начинал.

– А что еще делать было, ерундой занимаетесь: «мне это снится, а мне это».

– Какая разница? Говорим да говорим, все равно делать нечего. Да нет, ты-то сам только о важном, да? Когда вы, вчера или позавчера? Вчера полвечера они сидели тут, вспоминали, как кто в первый раз напился, и как кто облевался, полвечера, и как год назад Кольму Рыжего напоили, да?

– Да все равно не о таком.