При этом значительная часть бывших узников, тех, кто мог бы рассказать о себе и о своих товарищах, не доживших до Победы, не оставили свидетельств. И не только потому, что им было тяжело вспоминать пережитые мучения.

Для проверки «бывших военнослужащих Красной армии, находившихся в плену и окружении противника», постановлением Госкомитета обороны уже в декабре 1941 года была создана сеть проверочно-фильтрационных лагерей, по факту нередко представлявших собой военные тюрьмы. Сталинская концепция «у нас пленных нет, есть только предатели» в том или ином виде определяла отношение государства к бывшим военнопленным вплоть до 1956 года, когда в СССР впервые – благодаря комиссии Г. К. Жукова – официально признали факт «грубых нарушений законности в отношении бывших военнопленных и членов их семей». И только в 1995 году, накануне 50‐летия Победы, президент Борис Ельцин издал указ «О восстановлении законных прав российских граждан – бывших советских военнопленных и гражданских лиц, репатриированных в период Великой Отечественной войны и в послевоенный период».

Сегодня за пределами нашей страны о Сопротивлении в концлагерях почти не вспоминают. Среди тысяч томов, посвященных теме концлагерей, труды о лагерном Сопротивлении составляют лишь малую часть. Путеводители по мемориалам, как правило, концентрируют внимание на страданиях, количестве и принадлежности жертв, редко упоминая о Сопротивлении. Почти нет на Западе и ученых, занимающихся этой темой.

Возможно, это связано с тем, что только среди советских людей Сопротивление на оккупированных территориях и особенно в концлагерях носило поистине массовый, народный характер. Как отмечали в своих воспоминаниях некоторые немецкие генералы, такой степени ожесточенности и массовости сопротивления оккупантам, как в Советском Союзе, они нигде не встречали. Повсеместная борьба советских граждан в концлагерях была проявлением именно этого феномена, а не только естественной, универсальной воли к жизни и стремления вырваться на свободу. Частью той силы, благодаря которой СССР выиграл войну.

Кроме того, у советских военнопленных было еще одно преимущество перед гражданами оккупированных европейских стран: ощущение своей безусловной принадлежности к силе, воюющей за правое дело. К пусть даже сначала терпящей поражение, но продолжающей бороться, а потом и побеждающей Красной армии. Такая принадлежность давала советским узникам, помимо желания выжить и вырваться на свободу, и другую простую и понятную цель, которой не было до последних месяцев войны у всех остальных. Они видели в своей борьбе в концлагерях некий военный эпизод, осмысляли «битву при Маутхаузене (Бухенвальде, Собиборе и др.)» как часть своего боевого пути.

К сожалению, как отмечают историки, исследование антифашистской борьбы в нацистских концлагерях связано с немалыми трудностями, и трудности эти объективны и едва ли преодолимы. Количество документальных материалов невелико, большую часть воспоминаний и свидетельств участников движения Сопротивления невозможно подтвердить документами.

Между тем далеко не все важные подробности действий подпольщиков выяснены. До сих пор неизвестны судьбы, а иногда и имена участников Сопротивления в концлагерях: многие из них скрывали свои настоящие фамилии, опасаясь за судьбы своих родных, проживавших на оккупированной территории, либо за свою судьбу после возвращения на родину. Не начата системная работа по увековечению памяти героев даже в тех случаях, когда их имена хорошо известны, а подвиг получил всеобщее признание. Например, участники восстания в Маутхаузене до сих пор не награждены российскими государственными наградами.