– С чего ты взяла, что я получу доступ к твоим воспоминаниям?

Эмми взяла паузу и медленно, как бы раздумывая, произнесла: – Тот старик… Помнишь Ниагарский водопад? Я видела и другое, то, что не было моим воспоминанием. То, что помнил он, а может, просто позволил мне туда заглянуть. Это не земное, это было скорее в Эфире.

– Что ты видела?

– Я стою на вершине пирамиды. Вокруг чёрная бездна, усыпанная мириадами звёзд и невероятных размеров луна над головой. Может, не луна, я не разбираюсь в астрономии. Огромных размеров шар, слегка подёрнутый тенями облаков и проблеском сияющих промежутков. Передо мной появляется куб, состоящий из маленьких кубиков, похожих на экраны телевизора, и на каждом из кубиков транслируется динамическое изображение. Как маленькие экраны в кинотеатре, на которых идут разные фильмы. Трудно понять взаимосвязь сценариев, воспроизводимых этим мультиэкраном, к тому же сюжеты и участники мне не кажутся знакомыми, но зрелище завораживает. Внезапно один из кубиков начинает увеличиваться в размере, как бы заполняя соседние, и, отделившись от большого куба, приближается ко мне, акцентируя внимание на эпизоде. Затем выдвигается другой кубик, потом другой, и так продолжается несколько раз.

– Тебя это потрясло? – спросил я.

– Скорее зачаровало, – задумчиво ответила девушка.

– Похоже, тут не обошлось без Спилберга, – нелепо отшутился я.

– Спилберг – это который снял «Челюсти»?

– Да. И ещё много интересных фильмов разных жанров, неизменно привлекающих внимание публики своей зрелищностью.

– Я хочу в кино. Я обожаю кино! …И «Битлз».

– А я люблю «Пинк Флойд», – ответил я и впервые почувствовал себя живым с тех пор, как умер, – правда, «Битлз» мне тоже нравятся.

– У «Пинк Флойд» сложная музыка. Под неё трудно танцевать, а мне всегда хотелось танцевать под музыку. Вообще-то «Стена» мне нравится, – мечтательно отозвалась Эмми, – но с «Битлз» связана лучшая пора моей юности. Нужно возвращаться в реальность. Проведём обряд слияния душ, и тогда, может быть, я не буду задавать тебе лишних вопросов, а смогу почерпнуть в твоей памяти всё, что пропустила за те годы.

– После рассказанного тобой хочется осмыслить риски, которые могут возникнуть в результате создания единой сети, которое ты назвала слиянием душ. Нет, я не против того, что ты получишь доступ к моей памяти, а я к твоей. Вопрос в другом: не приведет ли это к размыванию личности? Сейчас наше эго управляется нашим разумом. Что будет, когда разум станет один, а эго два?

– Будет дурдом, – рассмеялась Эмми, – и в этом есть свои плюсы. Разве плохо будет, если мы перестанем осознавать себя как личность, уподобившись растениям, которые просто существуют в среде их обитания, не предъявляя к окружающей действительности никаких требований? Мы существуем, но нам всё равно. Это ли не счастье?

– Должен тебя расстроить. Скорее мы будем страдать диссоциативным расстройством идентичности, что в просторечии называют раздвоением личности, но вряд ли это сделает нас счастливей. Меня беспокоит другое. Привратник говорил о коде идентификации. Следовательно, когда такой вопрос встанет, сможем ли мы доказать свою идентичность?

– Лично я не собираюсь определять себя как объект для использования кем-то, в интересах кого-то. Я – это я. И подтверждение этой аксиоме искать не хочу, а вот улучшить своё существование хотя бы в эмоциональном плане не откажусь. Если тебя пугает перспектива быть со мной одним телом, буду искать себе другую душу, которая так же одинока, как я.

Показалось, что жена прочла нотацию на тему неправильного воспитания детей. Тот же напор и та же убеждённость в своей правоте. В который раз, я уверился в том, что женщины часто руководствуются сиюминутными желаниями и собственными интересами, забывая о многих побочных последствиях своих решений. Однако мой выбор невелик, так как Эмми для меня уже стала средоточием смысла моего существования в Эфире.