Это дает огромное психологическое облегчение. Мир перестает казаться абсолютно непредсказуемым. Появляется ощущение, что у всего есть причина, и эту причину можно понять (и даже использовать!). «Законы» Грина создают иллюзию четкой системы там, где на самом деле царит гораздо больше нюансов, случайностей и индивидуальных различий.

Конечно, любое упрощение имеет свою цену. Сводя сложность человеческой натуры к набору «законов», легко упустить важные детали, ошибиться в диагнозе или применить «правило» там, где оно совершенно не подходит. Но сама потребность в понятных правилах игры настолько сильна, что привлекательность такого подхода перевешивает возможные риски – по крайней мере, на первый взгляд. Люди хотят инструкцию к человеку, и Грин ее предлагает. Насколько эта инструкция точна и полезна – это уже другой вопрос, к которому мы еще вернемся.

Идеи Роберта Грина не возникли в вакууме. Он сам не скрывает, а скорее даже подчеркивает свою принадлежность к давней интеллектуальной традиции – традиции так называемых "реалистов". Это мыслители, которые пытались смотреть на мир политики, власти и человеческих отношений без розовых очков, фокусируясь не на том, какими люди должны быть, а на том, какие они есть (или, по крайней мере, какими их видели эти авторы), особенно когда речь заходит о борьбе за влияние и ресурсы.

Самый очевидный и знаменитый предшественник Грина – это, конечно, Никколо Макиавелли. Его трактат «Государь», написанный более 500 лет назад, до сих пор вызывает споры. Макиавелли дал правителю Флоренции советы, как захватить и удержать власть, при этом отделив политическую целесообразность от традиционной морали. Он утверждал, что для сохранения государства правитель иногда должен быть готов действовать жестоко, лгать, манипулировать – не потому, что это хорошо само по себе, а потому что такова суровая реальность политики, и идеалисты в ней долго не живут. Грин во многом идет по стопам Макиавелли: он так же использует исторические примеры для иллюстрации своих «законов», так же фокусируется на эффективности и стратегии, и так же часто оставляет этические вопросы за скобками. Недаром «48 законов власти» часто называют «Государем» для XXI века.

Но Макиавелли был не единственным. К этой же условной «школе реализма» можно отнести и других мыслителей, которые в разные эпохи подчеркивали роль силы, конфликта и эгоизма в человеческих делах.

Древнегреческий историк Фукидид, описавший Пелопоннесскую войну, показал, как страх, корысть и честолюбие движут государствами и людьми, часто пренебрегая справедливостью.

Китайский стратег Сунь Цзы в «Искусстве войны» сосредоточился на хитрости, расчете и психологическом воздействии на противника как ключах к победе.

Французский моралист Франсуа де Ларошфуко в своих «Максимах» едко замечал, что «наши добродетели – это чаще всего искусно переряженные пороки», вскрывая эгоистичные мотивы за благородными фасадами.

Английский философ Томас Гоббс утверждал, что без сильной власти жизнь человека была бы «одинокой, бедной, неприятной, жестокой и короткой», так как естественное состояние людей – это «война всех против всех».

Роберт Грин явно черпает вдохновение из этого богатого наследия. Он берет схожий фокус на власти, стратегии, скрытых мотивах и человеческих слабостях, упаковывая его в современную обертку с элементами популярной психологии. Он позиционирует себя как продолжателя дела тех, кто осмелился говорить «неудобную правду» о человеческой природе. Понимание этого исторического контекста помогает увидеть, что Грин не изобрел велосипед, а скорее адаптировал и популяризировал старые, но все еще будоражащие идеи для современной аудитории. И точно так же, как Макиавелли и других «реалистов» веками обвиняли в цинизме и аморальности, так и Грин сегодня вызывает схожие споры.