Он не шел, а буквально летел по знакомой ему улице. Он шел мимо поваленного временем забора и вдруг увидел ярко красные цветы, которые словно капли красной крови выглядывали из зарослей зеленой травы. Он нагнулся и быстро собрал их. С букетом в руках, он громко постучал в знакомые ему ворота. Где-то внутри двора громко залаяла собака.
– Кого нужно? – раздался мужской голос из-за забора.
– Это Александр Костин, мне нужна Настя! – громко выкрикнул он. – Она дома?
– Ее нет! – не открывая калитку, выкрикнул мужчина. – Она давно уже здесь не живет!
– А где она сейчас живет! Может, вы мне дадите ее адрес?
– А вы, что не знаете, что она погибла на фронте еще в сорок первом году?
– Как погибла? Я же ей писал!
За забором стало тихо, перестала лаять даже собака. Александр посмотрел по сторонам и медленно направился в сторону станции. Это был удар «ниже пояса». Ему не хотелось верить, что та, о которой он мечтал всю войну, погибла еще в самом начале войны. Он свернул с дороги и, зайдя в небольшой скверик, сел на покосившуюся от времени лавку. Он рванул ворот гимнастерки, который словно петля стягивал ему шею. На какой-то миг ему стало легче, но это лишь на какой-то миг. Ему снова стало плохо, какое-то непонятное ему чувство одиночества буквально охватило его и крепко сжало в своих объятиях.
– Что братишка, плохо тебе? – услышал он мужской голос.
Костин открыл глаза. Перед ним стоял мужчина средних лет, правый рукав его выгоревшей на солнце гимнастерки был заткнут под поясной ремень. На груди мужчины отливались серебром два «Ордена Славы», «За отвагу» и «За боевые заслуги».
– Да. Вот приехал к невесте, а она, оказывается, погибла еще в 1941 году. А я всю войну писал ей…
Мужчина промолчал, тяжело вздохнул и вытащил из кармана галифе начатую бутылку с водкой.
– Вот глотни, братишка, полегчает…. Да ты не стесняйся, пей.
Костин сделал два больших глотка и вернул бутылку обратно.
– Спасибо, – произнес Александр и направился в сторону железнодорожной станции.
***
Кулик оторвал голову от стола и мутным взглядом посмотрел на вошедшую в зал жену. Та, молча, прошла мимо него и скрылась на кухне.
– Кира! Подойди! – крикнул он ей. – Ты меня слышишь, Кира?
Женщина вышла из кухни и, уперев руки в бедра, с нескрываемой злостью произнесла:
– Что тебе от меня нужно? Может и мне сесть с тобой и пить водку? Как тебе Гриша не стыдно! Докатился! Ты только посмотри на себя! Тоже мне маршал, герой! Возьми себя в руки!
Он загасил в переполненной окурками пепельнице очередную папиросу и посмотрел на жену.
– Что не нравится? Конечно, когда я был фаворитом у Сталина, я тебе нравился. Я хорошо помню, как сверкали твои глаза от счастья. Еще бы, сам маршал Кулик предложил тебе руку и сердце. А сейчас, нет! Подожди, Кулика просто так не утопишь в болоте. Я еще поднимусь в синее небо. Я не из таких передряг выбирался.
Он взял в руку бутылку и налил в стакан водку. Выпив водку одним большим глотком, он поставил стакан на стол.
– Противно все! Обидно! – закричал он ей в лицо. – Ты думаешь, я ничего не понимаю? Я все отлично понимаю. Враги, Кира, кругом, враги и завистники. Не знаю, кому верить, а кому – нет. Вот ты думаешь, все это так просто? Нет! Кто-то написал на меня Сталину, оклеветал! Кому-то нужно мое место…. Он разберется, кто из нас прав….
Он не договорил и стукнул своим массивным кулаком по столу. Удар был таким сильным, что стоявшая на столе бутылка с водкой подскочила и упала со стола. Григорий Иванович нагнулся, поднял ее и посмотрел на содержимое, что в ней осталось. Оторвав взгляд от бутылки, он посмотрел на дверь, где еще несколько секунд назад стояла его супруга.