– Если хотите…

– Плохое начало!

– Мне понадобится какое-то время…

– Почему? – удивился Поль.

– Из-за разницы в возрасте.

– Интересно, долго еще вы собираетесь напоминать мне о разнице в возрасте?

– Вы снова со мной на «вы»?

– Разумеется, с досады.

– Простите.

– Не беспокойся, я свыкнусь.

– Я тоже…

Тогда Поль обхватил ладонями ее лицо и поцеловал в лоб. От его прикосновения Жюли напряглась и теперь силилась расслабиться. Она не привыкла к проявлениям нежности. Кроме прикосновений Людовика, мало какие представлялись ей искренними и ласковыми.

– Сперва поедим, а потом разомнем ноги? – предложил Поль.

– Подходит. Пойду куплю сандвич на заправке.

– Ничего ты не пойдешь покупать. Мы пообедаем в ресторане, закажем горячую еду и удобно устроимся.

– У меня нет денег на ресторан.

– Ты со вчерашнего дня заделалась феминисткой?

– Я не хочу, чтобы меня содержали.

– Я тебя не содержу. Я вас приглашаю: тебя с малышом и своего сына.

– Мне неловко.

– И совершенно зря. У меня денег гораздо больше, чем мне нужно для счастья. Так что считай, что я дарю тебе этот отпуск и оплачиваю все расходы.

– А что скажет ваш сын? – спросила Жюли.

– Твой сын.

– Мой сын?!

– Что скажет твой сын, – поправил Поль.

– В три года истории с деньгами его пока не касаются.

– Я говорю не о твоем сыне, а о своем.

– Теперь я вообще ничего не понимаю.

– Мы же на «ты»: что скажет твой сын?

– А… то есть что скажет т… Жером?

– О чем?

– О подарке, который вы мне делаете.

– Мне плевать на то, что он скажет.

– Он может позавидовать.

– У моего сына тоже нет финансовых проблем. И прекрати о нем думать, – отрезал Поль.

– Он не слишком-то разговорчив, и, похоже, я ему совсем не нравлюсь.

– Не торопись делать выводы.

Поль окликнул сына, чтобы дать ему знать, что они готовы. Жюли взяла за руку Людовика, другой ручкой мальчонка уцепился за Поля и принялся считать: «Вас, два, тли…» Полю не потребовалось разъяснений, он одновременно с матерью приподнял малыша над землей, к его величайшему восторгу.

Жером следовал за ними метрах в десяти, не понимая, что и думать об этой невероятной троице. Впрочем, иногда он предпочитал вообще не думать. Это избавляло его от воспоминаний об Ирэн. Но кнопка «выключить» не работает, выключить невозможно. И чем больше он старался, тем хуже получалось. Он надеялся, что шум волн загипнотизирует его сознание, измученное мыслями об уходе Ирэн.

Испытав все радости самообслуживания, заставив подносы едой (Людовику очень хотелось посмотреть, что лежит на тарелках), они наконец устроились за столиком. Жером, глядя на сидящего напротив него малыша, по-прежнему хранил безнадежное молчание. Кажется, он был почти умилен, когда ребенок, старательно обмакнув в кетчуп жареную картошку, немедленно посадил на футболку красное пятно. «Не ствашно», – утешил Людовик мать, прежде чем та успела сказать хоть что-нибудь. Другие родители рассердились бы, отругали бы его за неаккуратность, но Жюли ничего не сказала. Она просто вытерла пятно салфеткой и согласилась, что да, это и правда не страшно.

Когда Жером был маленьким, Марлен, вторая жена отца, только и делала, что упрекала его за то, что он испачкался за столом, в траве или в грязи. Его детство было тоскливым, печальным, бедным на радостные сюрпризы. Он и шелохнуться не смел, чтобы не испачкать красивый наряд мачехи, и это в конечном счете начисто лишило его фантазии. Неожиданно, глядя на Жюли, он осознал, что отец никогда не рассказывал ему о его родной матери, о трех первых годах, когда она была с ним, с Жеромом. Наверное, она, ласковая и снисходительная, прислушивалась к его желаниям, была ему веселой подружкой. Как эта молодая женщина со своим малышом. Потому что, хотя Жюли и выглядит отсталым подростком, ей не откажешь в способности с естественной нежностью заботиться о сыне. Может, это объясняется тем, что и сама она совсем недавно распрощалась с детством. А может, просто она такая, и все тут. И ей плевать на пятно на футболке. В конце концов, Земля же не перестанет вращаться.