– Ну… Чум! – Окинула его раздраженным взглядом девушка: – Вот опять – ты накосячил, а на орехи – всем! Пошёл внутрь, – подтолкнула она его к дверям: – И учти, теперь я за тобой следить буду!

Зал, в котором они оказались, прежде всего радовал путников приятной прохладой. Да и гадать, куда следовать дальше, было излишним. Стены плавно сужались, уподобляя помещение воронке, где роль горлышка играл неширокий проход, ведущий куда-то вглубь здания.

– Нам, наверное, туда? – Ещё раз обежав глазами пустые белые стены, двинулась от входной двери Дося.

– Ух ты! Сюда бегите! – Заглянув в следующую комнату, замахала она руками: – Тут прямо музей какой-то!

В отличие от зала при входе, открывшаяся их глазам анфилада, разделённых покатыми арками комнат, была отделана самым роскошным образом. Пол устилал глубокий серый ковёр, с потолка свешивались заключённые в золотую сеть ярко светящиеся шары, а стены покрывали фрески, сюжеты которых претендовали на руку, несомненно, очень талантливого художника.

– Так это же комикс! – Чум, не очень-то ценивший изобразительное искусство, уже успел пробежаться через несколько помещений и сейчас, вернувшись к товарищам, тыкал пальцем в сторону картин: – Тут прямо история какая-то изображена. Да пошли дальше, – потянул он за рукав Досю, любовавшуюся изображенной на первой фреске картиной галактики: – Пошли, там движуха начинается!

На второй, точно, как он и говорил, был изображен яркий луч, бивший сверху справа в детально выписанную спираль галактики. Выходя из размытого овала цвета морской волны, стрела света упиралась в один из средних рукавов нашей галактики. Присмотревшись, Маслов нашёл цель – то была небольшая звезда, которую художник выделил родным для материнской туманности цветом.

Третья фреска, несомненно, изображала как раз ту самую звезду – с сине-зелёного диска на зрителей смотрел по-доброму улыбающийся мужчина. Лучи, рассыпаемые светилом, изгибались, нарушая все законы физики, но зрителю было не до того – при взгляде на картину возникало чувство, что человек, чей лик занимал большую часть композиции, стремился по-доброму, по-отечески обнять появившегося перед ним зрителя.

Далее, на фресках, появлялись действующие лица.

Первый – мужчина, одетый в обтягивающее светлое, прямо-таки источавшее свет, трико, задумчиво смотрел куда-то в сторону потолка. Он был настолько поглощён в свои мысли, что не замечал, как из его ладони вниз, на тёмную и мёртвую планету, сыпались точки семян.

Осознавал он произошедшее только на следующей картине. Планета была полна жизни и сеятель, сложив руки на груди, с умилением смотрел как по зелёному ковру бегают фигурки различных животных и людей.

На шестой фреске, всё тот же мужик – он так и продолжал лучиться светом, помогал подросшему человеку с планеты, встать рядом с собой. Местный житель, опираясь одной ногой на землю, поднимал вторую за атмосферу, растеряно глядя на пустоту пространства перед собой. Сеятель же, сохраняя радостно умилённое выражение лица, протягивал к нему руки, готовясь подстраховать его первые шаги.

Следующее полотно заставило всех задержаться подле него. Разделённое по диагонали на две части, оно представляло сцены, связанные между собой одним сюжетом.

Так, на первой, был изображён этап строительства Портала – не узнать пару каменных столбов, на чьих гранях светились древние символы, было сложно. Центральной фигурой тут была троица в светящихся трико. Двое, бывшие на планете, удерживали вертикально столбы Портала, а третий, висевший подле звезды, держал в руках белый овальный камень к которому тянулись лучи светила.