Амелия улыбнулась и попыталась глубоко вдохнуть, но закашлялась.

– Подай воды, пожалуйста.

Франц подошел к столу с графином и наполнил стакан. Повернувшись, он встретился взглядом с матерью.

Она всегда была для него идеалом женщины. Такие яркие золотистые волосы, лёгкая, спокойная походка и самый задорный на свете смех. Но самое главное – искра в глазах. В них всегда был огонёк, который как будто говорил: «Я знаю секрет, хочешь, поделюсь с тобой?». Сейчас от той женщины мало чего осталось. Когда пришла болезнь, Амелия с каждым днём становилась всё бледнее, очень похудела. Вместо прекрасных волос – обычная косынка, заострились скулы и подбородок, улыбка всё реже стала появляться на её лице. Руки выглядели тонкими и хрупкими. Последнюю неделю ей тяжело даже открывать глаза, но, когда она находит в себе силы поднять веки и взглянуть на сына, в стеклянных, угасающих глазах всё ещё искрится тот огонёк, и кажется, что он никогда не погаснет.

– Держи, – Франц вложил в руку матери стакан с водой, – давай помогу приподняться.

– Merci, mon cher.1

Сделав пару глотков, Амелия отдала стакан сыну и указала на оставшийся лежать на кресле её дневник с записями.

– Милый, я снова хочу вернуться туда и вдохнуть воздух гор Руахине, побродить по лесам и искупаться в прохладной речке. Вот сейчас вылечусь, и мы вместе поедем, хорошо?

Франц повернулся к окну, чтобы мать не видела, как на глаза навернулись слёзы. Гнетущая осенняя погода только всё усугубляла.

– Да, конечно, мама, я пойду собирать чемоданы.

Амелия издала сдавленный смешок и спустилась ниже, чтобы снова лечь.

– Хорошо, да, хорошо, я пока отдохну, нечего тебе тут сидеть, иди, прогуляйся.

Франц не стал спорить и кивнул, поцеловал мать в лоб и вышел из комнаты, прикрыв дверь. Он опёрся о стену, и начал глубоко дышать, пытаясь успокоить быстро бьющееся сердце. «Я верю, что всё будет хорошо».

Внизу зазвонил телефон. Франц неторопливо спустился и нехотя поднял трубку.

– Да?

– Привет, француз! Это Эмма. Мы с ребятами вечером собираемся отпраздновать наш выпуск. Ты пойдёшь? Все тебя ждут.

Эмма часто коверкала имя парня, чем изрядно выводила его из себя. Мало кто знал, что его мать француженка и что он неплохо говорит по-французски, поэтому со стороны казалось, что подруга просто дразнит его.

Обучение наконец закончилось. Эмма и ещё несколько человек из группы готовились к выпускному почти полгода. Юридический факультет Мангеймского университета является отличным началом при вступлении во взрослую жизнь. Всем выпускникам прочат самое блестящее будущее. Отец, в коем то веке, казался довольным. Однако, Франц даже при не самой маленькой нагрузке находил время для того, что ему действительно было важно. Профессор факультета гуманитарных наук, Майер, на протяжении всей учёбы видел стремление парня развиваться и хвалил его за то, что всё своё свободное время он занимается действительно важным для себя делом. Возвращаясь в те дни, Франц припоминал, что часто не было возможности даже нормально поесть, и он заметно исхудал. Эмма то и дело приносила парню в библиотеку что-нибудь перекусить и сидела с ним, пока Франц читал свои книги по истории и в сотый раз пытался отыскать что-то в работах Гюстава Лебона.

– Нет. Много дел.

– Может мне приехать?

– Всё хорошо, Эмма. Отмечайте без меня, потом расскажешь, как всё прошло.

– Эх, ладно. Увидимся позже.

Он положил телефон на стол и закрыл глаза. Подступающий к горлу ком и сухость во рту натолкнули на мысль, что нужно выпить.

У отца в кабинете отличный бар, и Франц сделал несколько шагов вперёд. В широкую черную дверь не было никакого желания входить, но выпить тянуло сильнее. Он тихо зашел в кабинет и направился к бару. Раритетный платяной шкаф семнадцатого века так часто открывался, что дверцы даже не скрипели. Парень присел и открыл нижние створки.