Но как-то раз, зимой, выловила одна емелинская баба из проруби говорящую щуку. Как выловила? Случайно. Пошла за водой к проруби. А кому еще идти, если мужик целыми днями на печи лежит и мечтает построить мост от своего порога до самой столицы? И за такими великими прожектами нет ему никакого дела до низкого домашнего хозяйства. Зачерпнула баба воду, щука в ведро и влетела. Может, задумалась о чем-то своем щучьем, может, от старости, зрением ослабла, сейчас этот факт для истории установить уже невозможно. Баба оказалась не дура сразу ведро из проруби вытащила и стоит на улов налюбоваться не может, прикидывает, сколько рыбных котлет на ужин получится. Щука, естественно, просит её отпустить, обещает разную чушь в которую и поверить трудно, а баба ни в какую. Говорящая рыба здесь не редкость. Вот курица, несущая золотые яйца редкость. А говорящая рыба нет. И если каждую в прорубь обратно отпускать, то с голодухи можно легко копыта отбросить. Поэтому баба и уперлась. Подняла ведра на коромысло и собралась в избу тащить.

Щука, вообще, чуть с ума не сошла, завыла так, что баба едва из валенок не выскочила, но коромысло из рук не выпустила.

– Скорее небо упадет на землю, – говорит, – чем сдастся Измаил! Тьфу ты, чем я сама, своими руками столько еды в реку брошу. Мне мужика кормить нечем. Умственная работа знаешь, сколько сил отнимает? Вот дотащу тебя до печки…

Щука видно совсем от такой перспективы свихнулась и кричит:

– А если твоему мужику ни на что больше силы тратить не надо будет? И он к тебе прямо сейчас, сюда не вставая с печки, приедет, поверишь, что я не простая щука?

Баба кивнула, чтобы сумасшедшая рыба от неё отцепилась и вдруг видит, несется прямо по льду её любимая печка, а на ней сидит её муж Емеля. Кстати в Емелино почти всех мужиков Емелями звали – традиция народная такая. Глаза выпучил, трясется, на ходу в одеяло заворачивается. Баба с испугу ведро выронила. Щука не дура, моментом воспользовалась, скользнула в прорубь, но не удрала, а стала наблюдать за дальнейшим развитием событий.

Пока баба в себя пришла, печка вместе с мужем кругов десять вокруг неё намотала. Лед от тепла растаял, треснул и круглая льдина с прорубью по центру начала тонуть. Теперь уже баба заголосила, и рада бы попросить щуку о спасении, да не может, от страха все слова из головы вылетели, только одно «А-а-а-а-а-а-а-а-а-а-а!» и осталось. Мужику, естественно, жену стало жалко, да он и успокоился немного, пока на печке круги нарезал.

Печка, кстати, камнем под лед не пошла, а спокойненько продолжала совершать круги почета вокруг полыньи. Льдина, наконец, перевернулась, баба в воду свалилась и кричать больше не могла только булькала и собиралась помереть от переохлаждения. Дело то было как раз под Крещение, морозы стояли лютые…

Мужик умом немного пораскинул. С одной стороны, баба ему, мягко говоря, поднадоела, а грубо выражаясь, достала своим вечным ворчанием и постоянными призывами к созидательному труду, а с другой стороны он к ней привык, и где-то в глубине души любил и своей дальнейшей жизни без неё не представлял. Поэтому сбросил с плеч одеяло и сиганул прямо с печки в ледяную воду. Вытащил бабу, которая уже синеть начала, на печку затащил и как гаркнет «Домой!». Печка послушалась. В избе, когда стал жену растирать и самогоном отпаивать, смотрит Емеля, а супруга в правой руке мертвой хваткой щуку держит, под жабры. Щука тоже уже скукоживаться начала, глазки закатила. В конце концов, жену самогоном оттерли и отпоили. Щуку в ведро пустили поплавать. А что делать, об аквариумах в Емелино даже не догадывались.