Я замерла в ожидании следующей атаки, как альпинист, который услышал грохот надвигающейся лавины. Как в ту секунду, когда еще есть сомнение, точно ли это то, что происходит? Но мое тело уже знает ответ: оно первым прочитало, что творится с Марло, и я знаю об этом, потому что чувствую, как забилось мое сердце. Постепенно информация от тела доходит до лимбической системы головного мозга, а потом в префронтальную кору. И вот уже кора говорит мне: «На языке нейробиологии это значит, что у Марло включилась симпатическая нервная система, которая отвечает за реакцию атаки». А следовательно, Марло сейчас на пути к тотальному гипервозбуждению – состоянию, когда организм мобилизуется для устранения угрозы. Я для нее угроза. Из глубин памяти всплыла фраза из песни Noize MC: «Мое море, прошу тебя, не выплюни меня на берег во время очередной бури твоих истерик…» Она атакует – я замираю; она атакует – я атакую в ответ. Оба этих сценария бессмысленны. Нас с ней затопит эмоциями, а потом выплюнет на берег.
Она кажется мне сейчас невероятно мощной, готовой растерзать в клочья того, кто к ней приблизится. Но за этим стоит столько боли. И страха, что сближение с кем-то сделает ей еще больнее. В этот момент я даже не была уверена, что Марло реагировала именно на мои слова: возможно, это была запоздалая реакция на слова кого-то из ее близких. Но сейчас не так важно, кому именно они предназначались. В этот момент самым необходимым было, во-первых, свериться со своим состоянием: где я нахожусь, что делают мои ноги… и руки. Я увидела вмятину от карандаша на пальце правой руки – так сильно я его сжала. Сверившись с собой, я могу отделиться от гипервозбуждения Марло. И во-вторых, показать, что я для нее безопасна. Так, регуляция моего состояния поможет и ей вернуться из атаки в состояние проживания.
– Марло, я чувствую ваш гнев… – стала называть я то, что с ней происходит. – Будто своими вопросами я пытаюсь обесценить ваши эмоции?
Марло все еще дышала так, словно пробежала триатлон, но гневное выражение ее лица стало меняться. Признание ее состояния было необходимым в этот момент.
– Меня вообще не понимают! Будто день спа хоть что-то решит! – все еще высоким голосом выпалила она.
– Не решит… – ответила я, стараясь говорить голосом ниже, чем у Марло. – Это будет последней каплей, если еще и психолог будет говорить вам побаловать себя массажем, это уж слишком, – покачала головой я, признавая ее восприятие моих слов.
Я увидела, как плечи Марло начали опускаться вниз, а кулаки стали разжиматься. «Хороший знак», – подумала я и продолжила:
– Но самозабота бывает разной. И я здесь, чтобы помочь вам разобраться, как именно выглядит ваша. Только прежде чем мы пойдем дальше, важно, чтобы вы почувствовали, что вам ничего и никто не угрожает. Попробуйте почувствовать свое тело. Где вы стоите. Что сейчас находится вокруг вас в комнате… Попробуйте сделать вдох не грудью, а животом. – Я сама вдохнула таким образом, чтобы показать ей, как она может это сделать. – Вы сейчас в безопасности…
Она рухнула на диван. И закрыла лицо руками. Она дышала. Мы молчали. Я почувствовала, что мы выбрались из шторма. Атмосфера между нами снова просветлела, и мы были близки друг к другу эмоционально.
– Знаете, когда у моего сына Джоны обнаружили… я даже не знаю, что именно, потому что никто толком не знает… я измучила себя вопросами: я в этом виновата? Что я делаю не так? Я настолько сломана, что произвожу поломанных людей? – Марло обняла подушку. – Потом я приняла его особенности, но все усложнилось в последний год, когда он пошел в школу. Его взяли только потому, что руководство боготворит моего брата. Но учителя давили на меня: мол, он не похож на других детей, требует слишком много внимания. И нам пришлось перевести его в другую школу. И я так от этого устала… – тяжело выдохнула Марло и закрыла глаза. – Кажется, что вокруг столько «должна», и я не справляюсь.