– Колибри? Странное имя.

– Он священник, мастер, а многие священники носят такие имена. Колибри – птица, обладающая феноменальной скоростью. Возможно, это его всегда и спасало.

– Как же мне его найти? – Алиса вцепилась в старика острым взглядом.

– Сейчас я тебе расскажу…

II

В освещенном тусклыми свечами зале было невыносимо тесно, и стоял терпкий запах ладана. Толпа, заполнившая пространство от трибуны до толстых обитых железом дверей, гудела в ожидании проповеди великого мастера.

Под бой колокола, возвестившего о наступлении полудня, из потайной боковой двери вышел великий мастер и встал за трибуну. Толпа перестала шуметь, и на несколько секунд обитель погрузилась в молчание.

Мастер откашлялся:

– Дорогие мои, как я рад видеть вас сегодня! Счастлив, что вы смогли найти немного времени, что в нашем мире, полном забот и тревог, сделать непросто. Надеюсь, вам будет не слишком утомительно пребывать здесь. Не хочу сегодня задерживать вас слишком долго, поэтому сразу перейдем к делу.

Великий мастер был человеком лет 50-ти, худощавым, с грубо очерченным лицом, с широким приплюснутым носом. Он был весь в сединах, взгляд – твердый, отливающий чем-то потусторонним. По его щеке время от времени, несмотря на то, что в зале было прохладно, скатывалась капля пота, которая медленно набухала под подбородком и срывалась вниз.

– Много лет мы строим наш мир на руинах прошлого. Этот тяжелый героический труд, никому не заметный, будет продолжаться вечно, и не будет нам отдыха. Труд – это и наша Голгофа, и наши небеса, на которых мы ожидаем приход смерти. Многое уже было сделано, и многое еще предстоит. Мы спасали, и будем спасать людей от несправедливости, пока это в наших силах. Словом, делом, советом.

Когда я был совсем молод и готовился к вступлению в сан, я, признаюсь, был очень глуп и самонадеян. В молодости я был настолько уверен в своем уме, что пытался всюду его показать. Мне никак не открывалась разница между умом и разумом! Молодость не позволяла мне быть разумным, и я чувствовал, что сгублю так свою душу, без стержня, который смог бы меня ограничить. Я благодарен своему наставнику за то, что через боль в мышцах от бесконечных упражнений и тяжелый труд, он передал мне одну простую истину. Порой задумываешься, почему истина, настолько элементарная, требуют для своего понимания невероятного усилия. Надо понять, друзья мои, что усилие воли – это показатель внутреннего напряжения, внутренней борьбы, необходимых для развития человека. Боритесь с собой! Боритесь и побеждайте! Не надо бояться коснуться в этой борьбе зла, потому что только через его познание, отграничение его от добра, мы становимся людьми.

Наставник показал мне эту борьбу, научил ей, научил побеждать… Я люблю вас всех, и поэтому хочу, чтобы каждый из вас боролся и побеждал. Нет более великого чувства, чем чувство победы над собой.

Поначалу я злился на своего наставника, поскольку он заставлял смотреть в лицо себе настоящему, всматриваться в свои изъяны и греховность. Я видел себя злым и отвратительным, но боялся себе в этом признаться.

Знаете, все мы не безгрешны, все подвержены влиянию пороков. Я был настолько эгоистичен, что испытывал жалость к себе, и от этого не имел возможность победить в борьбе. Но наставник выбил из-под моих ног жалость, и тогда я барахтался в океане без берегов, без пристани, не зная, куда держать путь.

Но потом я задумался: а есть ли вообще пристань для человека, который отказывается от всего низменного и злого в себе? Кто сможет ему помочь? Друзья, вера, любовь? Человек ли он вообще, черт возьми, или нечто иное? Если человек – то, не найдя пристань, он утонет. Если же нет…