– Видимо от судьбы не убежишь! – сделал он вывод, заходя в магазин и направляясь в сторону винного отдела.

***

– Мужчина, вы мне не поможете?

Маленькая, хрупкая на вид девушка, почти девчонка махнула рукой в сторону подъезда панельной пятиэтажки, возле которого стояла детская коляска. Что это за дом? Влад огляделся, но место не узнал. Как же так? Шел, задумался и вот результат.

Из коляски доносился детский плач. Жалобный и требовательный одновременно.

– Мужа внезапно вызвали на работу, а я одна коляску не смогу поднять. Верхний этаж, все-таки…

Влад внимательнее посмотрел на девушку и понял, что не может определить ее возраст. Вроде и молодая совсем, а с другой стороны…

На ней была легкая синяя курточка ветровка, с надвинутым на голову капюшоном, короткая черная юбка. Черные же плотные колготки на тоненьких ножках-спичках. И большие, с резной подошвой китайские кроссовки. Несуразно аляпистые и громоздкие. На вид молодая мамаша – самая настоящая школьница…

– Сына пора кормить, а я бутылочку со смесью дома оставила. Конечно, можно было бы и сбегать, но не могу же я Санечку без присмотра оставить. Так вы поможете?

А вот худое, с острыми подбородком и скулами лицо по-взрослому серьезно и уже хранит на себе следы нелегкой женской и материнской доли. Едва заметная, но уже обозначившаяся складка на лбу и надолго поселившаяся во взгляде хроническая усталость. Единственное, что кольнуло взор Влада – слишком вызывающая для такого полудетского личика косметика. Агрессивно черная, этакая смесь эмо и гота. Впрочем, о вкусах, как говорится, не спорят.

– Конечно помогу, – приветливо улыбнулся Влад. – Только у меня это.

Он приподнял пакет, в котором характерно звякнула стеклянная тара.

– Я пока понесу, мне не трудно, – доброжелательно улыбнулась девчонка и протянула свою руку.

Влад кивнул и отдал ей пакет.

– В выходные на шашлыки собрались?

– Да. С друзьями.

Владу стало слегка неловко от своего вранья, но не рассказывать же этой молодой мамаше о том, что у него глубокий внутренний кризис и, как результат, стойкое желание прибухнуть. Пусть и в гордом одиночестве, но помянуть усопших и пожалеть свою так внезапно усложнившуюся жизнь.

Коляска была не тяжелая и вполне удобная для переноса в руках. Ребенок, скрытый плотным противомоскитным пологом, как-то сразу стих и молчал всю дорогу, видимо сообразив, что своего добился и долгожданный обед не за горами.

– Я вам очень благодарна, – сказала девушка, отпирая ключом дверь квартиры под номером шестнадцать. – Так тяжело самой поднимать Сашку. А в подъезде коляску не оставишь – домофон, как вы, наверное, заметили, сломан. Уже почти месяц чинят. Представляете?

– А соседи у вас как же? Не думаю, что кто-то может отказать такой милой и хрупкой девушке в подобной просьбе.

– С соседями у нас туго. Одни пенсионеры. Их самих иногда провожать приходится.

Девушка открыла недорогую, изрядно пошарпанную металлическую дверь и повернулась к Владу, который продолжал держать коляску в руках. Улыбнулась.

– Да вы поставьте ее. Спасибо вам, большое. Вы мне очень помогли. Но если не трудно – постойте здесь с Сашкой еще пару минут пока я схожу за бутылочкой. Вы меня очень выручите.

– Вы хотите вернуться на улицу?

– Да. Он там лучше кушает и потом спит хорошо.

– Тогда ладно. Идите. Я заодно помогу вам спуститься.

Девушка благодарно кивнула. Она повесила пакет на дверную ручку и быстро юркнула в квартиру, оставив дверь чуть приоткрытой.

Влад осмотрелся. Лестничная площадка, впрочем, как и весь подъезд имели удручающий вид. Обшарпанные стены, сломанные перила, давно не беленный, в желтых подтеках потолок. Грязь и запустение. Обстановка, очень походящая антуражем на детские и юношеские воспоминания Влада. Там, в конце девяностых и в начале двухтысячных в подъездах почти повсеместно были такие же обшарпанные, исписанные маркерами стены. С непристойными рисунками, затейливыми и совершенно непонятными непосвященным граффити, матерными выражениями и оскорбительными заявлениями в сторону соседей.