– Тут еще есть, – она поколебалась, – пять… ну, как сказать… мешочков.

– Хорошо, пусть так, – сказал врач. – Вы дали описание. А теперь скажите, что же это такое?

– Что-то вроде кармашка с отделениями…

– Ну, допустим, и что же туда кладут?

– Да много чего можно положить, все, что влезает! – рассмеялась П. – Есть много вариантов.

– Приведите пример, – попросил психиатр.

– Это может быть, например, мешочек для мелочи, для пуговиц, разных размеров. Еще можно положить…

Врач прервал П.:

– А вам ничего другого этот предмет не напоминает? Ну, может, ее можно на что-то надеть. Подумайте?

П. долго думала, но не смогла дать ответ. Она не разглядела в перчатке ничего знакомого.

Поражение головного мозга, в случае с П., имеет нарушение речи и воспроизведения через речь зрительных образов и называется – амнестической афазией.

Амнестическая (оптическая) афазия, по классификации А. Р. Лурия, возникает при поражении задненижних отделов височной области. К ним относятся отделы 2-го и 37-го полей конвекситальной поверхности полушарий и задненижние отделы 20-го поля на конвекситальной и базальной поверхности мозга. В основе этой формы афазии лежит слабость зрительных представлений, зрительных образов слов. Состоит она в том, что больные не способны правильно называть предметы, но пытаются дать им словесное описание и обычно стремятся показать, как это делается.

Например, когда врач показывает ручку и просит пациента её назвать, то пациент обычно отвечает: «Ну, это то, чем пишут». Подсказка помогает пациенту вспомнить нужное слово. Но проходит небольшое время, и он вновь забывает название предмета.

В речи больных с амнестической афазией мало существительных и много глаголов. У больных с амнестической афазией, нет каких бы, то ни было явных зрительных гностических расстройств, они прекрасно ориентируются и в зрительном пространстве и в зрительных объектах. Амнестическая афазия так же, весьма характерна для пациентов с болезнью Альцгеймера.

На этом примере видно, насколько меняет мышление заболевание, а с Виталием все выглядело иначе.

Взглянув на часы, я увидела, что с начала нашей беседы прошло более часа. Виталий явно был измучен, весь его вид говорил о тяжелом внутреннем переживании. Опущенные плечи почти реально выдавали всю тяжесть груза давившего на него. А что это за груз? Плод больного разума или нечто другое? Это мне и предстоит узнать.

Отпустив Виталия, я постаралась проанализировать услышанное. Я не первый раз вижу параноидную шизофрению, но этот случай отличался от других. Я вышла из кабинета и пошла по коридору. Навстречу мне шел Семен Маратович. Его улыбка как всегда не сходила с лица, но поравнявшись со мной, он вдруг резко остановился, прислонился к стене и положил ладонь себе на шею. Улыбка медленно сползла с лица. Как в те давние времена, глаза потухли, и он стал рукой трогать родинку на шее. Глубоким, совсем не похожим на свой голос, Семен Маратович произнес:

– Они хотят говорить с тобой. Они слышат тебя. Меня словно холодом обдало. – О чем вы Семен Маратович? Кто хочет говорить со мной?

– Они называют себя Иные, – последовал ответ. Не бойся, страх их только сердит.

Еще несколько секунд Семен Маратович стоял у стену, затем улыбка заняла свое привычное место, он отошел от стены и продолжил свой путь.

– Семен Маратович, о чем вы только что мне говорили? Он остановился, повернулся ко мне и с сияющей улыбкой сказал, – все нравится, кушать дают, и гулять можно. Затем отвернулся и пошел. Я стояла и не понимала, что со мной происходит. О чем говорил Семен Маратович и почему он в точности повторил фразу 25 летней давности? Постояв еще немного, я пошла дальше. Мне необходимо было заполнить некоторые бумаги, а потом можно будет идти домой. Домой! Каждый день я вижу глубоко несчастных, потерянных и никому не нужных людей, у которых нет дома. Все, что они имеют, это койко-место в клинике для душевнобольных. Мне давно уже пришло понимание, как много значит это слово – дом. И хотя семьи у меня нет, все же я с большим желанием иду домой.