– В жизни ничего не даётся просто так, детка, – Кит демонстративно глядит на свою ладонь и несколько раз сжимает пальцы, после чего прячет руку в карман. – Если ты хочешь получить ответы на свои вопросы – будь участлива, мила и готова к сотрудничеству, – он делает ещё один шаг, вынуждая меня прижаться к стенке. – Тебе интересно, почему за нами гнались менты?

– Да, – отвечаю я, неохотно задирая голову.

Кит кладёт свободную руку на стену и кривит рот, из-за чего его тонкие губы растягиваются, будто у акулы. Он совсем рядом, и ведёт себя так, будто рулит ситуацией.

– А мне интересно, кто научил тебя драться.

Я чувствую, как пальцы Кит подхватывают несколько прядей моих волос, и непроизвольно вжимаю шею в плечи.

– Это честный обмен. Я бы даже сказал, что это обмен в твою пользу.

– Зачем тебе это? – спрашиваю я.

– Любопытство, – говорит Кит ровным, тихим голосом, и в его глазах я нахожу нездоровый блеск.

Я приоткрываю рот, и мы погружаемся в молчание. Кит становится смелее. Его ладонь скользит по стене, а затем я чувствую его палец на своей щеке, который опускается к подбородку. Он ничего не говорит, лишь изучает моё лицо взглядом и кончиком пальца. Я едва слышу его дыхание, которое заглушает классический мотив некой симфонии. Обычная ненавязчивая музыка, которую можно услышать в общественных уборных больших торговых центров. Но она не настолько громкая, чтобы от меня ускользнул факт того, что кто-то дёргает дверную ручку. Однако Кит непоколебим. Он неотрывно смотрит на меня, его глаза не отпускают мои. Это гипнотизирует.

– Это, – говорю я предельно тихо и осторожно поднимаю руки, укладывая те на плечи Кита. – Не, – завожу пальцы ему за спину и слегка нагибаю его ниже, чтобы прошептать Киту на ухо: – твоё собачье дело.

Я подкрепляю свои слова резким ударом по яйцам.

Кит мгновенно сгибается, а я выскальзываю из угла, в который он меня загнал, и дёргаюсь на выход. За спиной у меня остаётся гад, чьи стоны постепенно обращаются в смех.

– Ай, блин, стерва, – хрипло посмеивается Кит, держится за причинное место и опускается бедром на мраморную столешницу. – Если выйдешь сейчас, менты тебя загребут.

Схватившись за дверную ручку, я медленно оглядываюсь. Кит смотрит мне прямо в глаза. Я немного напрягаюсь. Развязный взгляд этих глаз без ресниц нервирует.

– Пускай, – отвечаю я, провернув замок. – Лучше с ними, чем с тобой. – И покидаю комнату.

И чё я выделывалась…

Пока двое полицейских пытаются выбить из меня чистосердечное, проходит часа два.

Сидя в комнате ожидания, я пялюсь в потолок и мечтаю лишь об одном – чтобы Стилаш долбануло молнией, ведь это всё из-за неё, верняк?

Мне предъявили обвинение в мелком хулиганстве и умышленной краже. Но у полицейских нет никаких доказательств, кроме свидетельствования прохожих. Мне и напрягаться не пришлось, чтоб сложить два плюс два и прийти к выводу, что я действительно замешена во всём этом безобразии – неосознанно, да, но всё же. Это лишь делает меня ещё большей дурой. Я уже не злюсь. Мне просто грустно.

Я стучу коленом по металлическому заднику стола, пытаясь ударять в такт тиканью часов. Один из полицейских сидит напротив, пытаясь уболтать меня. Он говорит:

– Ты же понимаешь, что связалась с плохой компанией? – Он минуту изучающе смотрит на меня, затем очень осторожно добавляет: – знаешь их имена?

– Нет, – я передёргиваю плечами. – Они пользуются кличками.

– Может, знаешь их адреса?

С одной стороны я думаю, что имею полное право слить полицейским точку, на которой тусуются эти идиоты, и меня даже радует такая перспектива. С другой стороны, что тогда будет с Ириской? Дядя не позволит забрать котёнка. А если всю их троицу повяжут и привлекут к ответственности, никто не будет ухаживать за несчастным животном. Это и только это меня останавливает. Мне на всякий случай следует держать эту информацию в секрете. Это дилемма.