Русалка не помнила слов Светозаровой Песни – она, перестав сопротивляться, пела о своём. Пела о том, что явила ей Песнь Дрозда, о том, чего никогда не будет во Тьме: о полях и лесах, о солнце и небе, о морях и горах; пела о своём горе и погибшей любви; о человеческой жизни и новом бытии. И с каждым спетым словом мрак отступал, а почти померкший узор слов серебряной Песни разгорался вновь.

– Ты не посмеешь! – завизжали русалки, когда Марье ответил Дрозд, и кружево ворожбы Света вспыхнуло ярко.

Мавки разразились заупокойным воем.

Но Марья продолжала петь даже тогда, когда её голова коснулась ледяной воды озера. Даже тогда, когда мавки, стараясь разорвать оплетающую их ворожбу, набросились на Марью с новой силой. Даже тогда, когда русалки, пытаясь вновь наслать на неё морок, опутали своими чёрными словами… Марья пела. И серебряная Песнь разгорелась ослепительным светом.

Кружево светилось, всё больше сковывая Тьму, руша чёрную паутину ворожбы навий. Дрозд кружил над стаей волков и пел вместе с Марьей. И когда первый проблеск сизого рассвета прорезал мглу, чёрные мавки, пленённые Песнью, не могли пошевелиться.

Марья видела, как волки, превратившись в неясные кучи веток, сели на берегу, сдерживаемые оплётшим их серебряным кружевом ворожбы. За мавками высился тёмный лес, острые вершины которого упирались в светлеющее небо.

Марья не чувствовала слабости, как смертные, – русалка медленно села, поправила разорванный сарафан и плащ и огляделась: серые, похожие на духов, русалки парили над водой и смотрели на неё запавшими глазами.

– Я готова и дальше противостоять Тьме, – сухо сказала Марья, вставая. Дрозд кружил над головой русалки. – Готовы ли вы пойти за Светом?

– Но ты сама видела, что огонь Хорохая нас погубит! – хором ответили русалки, наклонив головы набок.

– Нас погубит не огонь, нас погубит страх, сестрицы, – ответила Марья, отряхнула сарафан и подошла к лежащему на земле тоягу. Подняла его, и Дрозд, чирикнув, опустился на навершие. – Правда, птица? – Марья посмотрела на Дрозда.

Дрозд утвердительно пропел.

– Если мы спасём Лес, он спасёт нас, ибо даже в самой тёмной душе есть искра Света, – заключила Марья. – Светает, сестрицы, – русалка кивнула в сторону сизого восхода. – Я возвращаюсь в Йолк и жду вас там.

– Но как же мы туда попадём? – удивилась одна из русалок. – Йолк хранит ворожба.

– Вас пустит Дреф, учитель Светозара.

– Того сварогина, кто освободил тебя? – спросила другая, крутанувшись вокруг себя.

– Да, – кивнула Марья, и русалки с удивлением переглянулись.

Марья обратила взор на мавок, что, став кучей веток, всё ещё лежали, скованные ворожбой.

– Вы тоже можете помочь, – сказала Марья им и, подойдя к мавкам, смахнула с них ворожбу: серебряные нити осыпались искрами.

Мавки было дёрнулись, но Марья стукнула тоягом оземь, и навьи, заскулив, отодвинулись назад.

– Примите своё обличье, сестрицы, – рассердилась русалка. – Хватит за лесными ветками прятаться.

Мавки, сипя, зашевелились: ветки осыпались, превращаясь в тёмный песок. Песок, кружа, поднимался и уплотнялся, обращаясь тьмой, из которой являлись чёрные создания. Только не волки предстали перед Марьей – тёмные девы в одеянии из коры и веток смотрели на дочь Леса горящими зелёными глазами.

– Сейчас ты победила, – просипела одна из них и шагнула к Марье, отчего с украшенной ветками головы мавки упали сухие листья. – Но в следующий раз мы одолеем тебя, предательница.

– Я не победила, сестрица, – покачала головой Марья. – Я пришла за тобой. Я пришла за всеми вами. – Марья раскрыла руки, показывая и на мавок, стоящих на берегу, и на русалок, парящих над озером. Дрозд вспорхнул с тояга русалки и закружил над её головой. – Вы можете вновь напасть на меня, только я вновь обращусь к Свету. Я пришла за вами, чтобы мы вместе спасли Лес.