– Не, ну не могу же я с хвостом расстаться и избавиться от него так вот просто – запросто. Своё ведь, родное. Всю жизнь со мной. Куда я – туда и он.

– Тогда уводи его в другую сторону от меня. И получше запутывай следы – тогда хвост сам по себе отвалиться от тебя и потеряется. Все так говорят. Всего хорошего! – и Маруся зашагала дальше.

– Странная девочка, – подумал волк, оставаясь стоять на месте в некотором недоумении, почёсывая затылок и мало что понимая, – И чем это ей мой хвост не понравился?  Чем не угодил?И зачем он должен отвалиться? К чему? И как это можно хвост привести? Хвост можно только принести, с собой и на себе. Странная девочка. А был бы лисий хвост, наверняка бы забрала меня с собой, да ещё бы и держалась за него всю дорогу. Да ну её. Одно расстройство желудка и никакого аппетита,– и обречённо вздохнув, волк снова удалился в кусты, доделывать свои, неизвестно какие, дела.

– Странный он какой-то, – в свою очередь думала девочка, – Этот повёрнутый заяц. И кто его так повернул?

Отойдя  подальше, Маруся спряталась за дерево и так и стояла некоторое время, украдкой выглядывая из-за чёрного ствола назад, в ту сторону, откуда только что пришла, и только убедившись, что за ней никто не идёт следом,  уже совершенно беззаботно пошагала дальше. Марусе было и невдомёк, что хвост тоже мог спрятаться за другим деревом и украдкой, незримо подглядывать за ней.

Она шла, радуясь пению птиц, тёплому яркому летнему солнышку, приветливо улыбающемуся ей сверху, зелёной листве, цветам, растущим вдоль тропинки и вообще всему-всему хорошему, что есть на свете. Иногда она наклонялась и приседала, чтобы сорвать с низких «кустиков» встречающиеся на пути ягодки земляники и с большим удовольствием отправляла их себе в рот :

– Как в мультике: «Одну ягодку беру, на другую смотрю, третью подмечаю…» И, вообще, в глазах уже мерещится!

Ей надоело наклоняться за ягодами, и она запела не так давно придуманную ею песенку:

– Я Колобок, Колобок, на боку – «Первый сорт»! Я от бабушки убёг, и от дедушки утёк. И от Лешего ушёл. От лесничего ушёл. От птеродактиля сбежал, и от три-це-ра-то-пса тоже… Фу-у… – девочка перевела дух, – ну и слово… так просто и не споёшь. Вот япеснюто придумала. А по-другому никак – из песни слово не выкинешь! Придётся петь как есть.

В этот момент она увидела прибитую к сосне табличку. На сером от времени, неровном куске фанеры красной краской было начертано: «Поляна N 7».

-Так-так-так. Как же, как же – помню. – И Маруся припомнила одно из наставлений, котор

ое давала ей мать перед дорогой: «Сегодня ступай через поляну номер семь. Вот она, – и мама ткнула указательным пальцем в салатового цвета пятнышко на топографической карте. Выйдешь на поляну, там, справа от тропинки, в траве, увидишь пенёк. Ты его сразу узнаешь. Так вот. Не садись на пенёк, не ешь пирожок. А сунь руку в норку, что между крепких корней в пеньке и достанешь оттуда телефон. Позвони мне, скажи, как у тебя дела, чтобы я не волновалась».

Маруся вышла на полянку и медленно пошла по тропинке, всматриваясь в траву, стараясь не пропустить нужный ей пенёк. Но такая предосторожность оказалась совершенно излишней – пенёк сам бросился ей в глаза и пройти мимо него, оставив незамеченным, казалось не было никакой возможности. Это был довольно таки

приличных размеров пень, высотой никак не меньше полуметра, ровно срезанный, аккуратно отполированный и покрытый паркетным лаком под красное дерево. А его плоский верх под слоем лака был разрисован необыкновенной красоты неведомыми цветами и ещё какими то причудливыми завитушками и узорами.