Внимательно осмотрев мотоцикл, Макс аккуратно укрыл его и вернулся к шкафу с одноколёсной капсулой. Поднеся браслет к датчику возле ручек управления, он быстро скомандовал: «Запуск». Капсула ожила, и приятный женский голос ответил: «Богданов Максим, личность подтверждена».

– Я тоже рад тебя видеть, – улыбнулся Макс. Он собрался усесться на сиденье, но остановился. Сунув руку в карман, вытащил серебристую пластину. Посмотрев на полку над металлическим шкафом, потянулся к ней, но, заметив широкую нишу в стене, образовавшуюся при стыковке бетонных перемычек, затолкал пластину в неё.

Закинув рюкзак в багажный отсек, любезно выдвинутый капсулой после прикосновения браслета к значку в виде кейса, Макс устроился на сиденье и, взявшись за ручки управления, скомандовал: «Ручной режим». Дама, сидевшая внутри приборной панели, отреагировала: «Подтверждаю».

– Сейчас я тебе прочищу трубы, – улыбнулся Макс, устраиваясь удобнее. – Поехали! – он выскочил в дверной проём с такой скоростью, что байк подпрыгнул в воздухе, и Макс едва удержал его в повороте.

Москва встречала холодом и неприветливой моросью. Макс не выдвигал защиту от ветра, пытаясь получить удовольствие от долгожданной поездки. Он был хорошим солдатом, знал правила и не нарушал их. Он знал – любое передвижение бойца корпуса R, зафиксированное вне утверждённого статуса, будет расцениваться как дезертирство, поэтому фраза «продолжай лечение» была приговором в последние месяцы реабилитации.

Продвигаясь к центру, Макс снизил скорость, съезжая с верхних развязок на нижние уровни. Проехав пару километров, он остановился на оживлённом перекрёстке, перекрытом дорожными службами. Наклонив голову, Макс попытался понять, в чём дело, но дорожники в считаные мгновенья выставили металлические щиты с надписью «ОП», закрыв обзор перекрёстка.

– Надолго? – обратился он к полицейскому, защищавшему щиты.

– Пятнадцать минут.

– Что случилось?

– Ожидайте на месте! Соблюдайте положение! – офицер посмотрел на него угрожающе, положив руку на металлизированную кобуру.

Макс знал: аббревиатура ОП, означавшая «особое положение», не предвещала ничего хорошего для того, кто приблизится к щитам более чем на десять метров. В лучшем случае тело смогут опознать. Но если кордон применит третий уровень защиты, то от приблизившегося останутся головешки, пригодные разве что для удобрения грядок с цветами.

Выключив зажигание и поставив байк на подножки, Макс откинулся на сиденье, закинув руки за голову. Он думал о Марике, о возвращении на службу, о предстоящих тестах, о командире подразделения, пославшем всё к чертям собачьим и уволившемся после событий в Африке. И да, чёрт побери, он думал о Вере. Как не хотел пускать в голову мысли о ней, они снова и снова прорастали сквозь плиты внутренних установок.

– Макс! – прозвучал весёлый и до боли знакомый голос.

Из всех голосов в мире Макс меньше всего ожидал и хотел слышать сейчас его.

Повернув голову, Макс увидел «Роллс-Ройс», сияющий ослепительным чёрным лаком. Автомобиль в одно мгновение приковал взгляды окружающих. Даже офицеры кордона, на секунду потеряв бдительность, уставились на короля бензиновых авто столицы.

– Привет, Роберт! – Макс повернулся к улыбающейся физиономии, выглядывающей из пассажирского окна.

– Ты счастливчик. Я думал, не выкарабкаешься, – Роберт на полкорпуса вылез в окно.

– Современная медицина творит чудеса.

– Ты действительно был мёртв? Слышал, тебя три часа держали в рециркуляционной камере, пока везли до базы.

– Было дело.

– А шрам на груди убрали?

Макс почувствовал жжение в правой грудной мышце и непроизвольно прислонил руку к груди.